Это была инициатива начальника киевской сыскной полиции Мищука, назначенного на это место годом раньше благодаря связям в Петербурге. Следователь Фененко разделял подозрения Мищука относительно Веры Чеберяк, однако самого Мищука он считал весьма посредственным сыщиком. Фененко был поражен, когда Мищук хвастливо сообщил ему по телефону, что буквально откопал доказательство причастности Чеберяк к убийству Андрея: тайник с уликами находился на Юрковской горе в Лукьяновке.
Фененко прибыл на указанное место и обнаружил там страшно довольного собой Мищука, заявившего, что вещи Андрея, которых не могли найти, обнаружены и дело раскрыто. Он получил анонимное письмо, в котором было указано, где закопаны вещи Андрея, а вместе с ними, как утверждал аноним, и улики против Веры Чеберяк. Полицейские выкопали сверток в желтой бумаге. Мищук был так уверен в его содержимом, что, даже не разворачивая, распорядился арестовать Чеберяк и одного из членов ее шайки.
Теперь сверток лежал во дворе ближайшего дома, где его предполагалось вскрыть при свидетелях, в том числе в присутствии Фененко. Полицейский развернул бумагу, в которую был завернут белый полотняный мешок. В мешке обнаружились остатки сожженной одежды, включая подтяжки, и два металлических стержня. Пошарив в мешке, полицейский извлек оттуда клочки порванного письма, содержание которого не имело никакого отношения к преступлению, но в нем упоминались имена Веры Чеберяк и одного из членов ее шайки.
Мищук был не самым компетентным детективом. Хоть его и отстранили от расследования, он оставался начальником сыскного отделения и упорно не принимал «ритуальную» версию. Сторонникам «ритуальной» версии требовалось убрать его с дороги. Они решили сыграть на его самомнении и вполне оправданных подозрениях относительно личностей убийц. Через несколько недель после убийства Андрея Мищуку предложил свои услуги в качестве осведомителя некий Семен Кушнир, мелкий преступник. Именно Кушнир передал ему анонимное письмо с указанием тайника, где закопаны предполагаемые улики. Так как письмо подтверждало догадки Мищука, он ни на минуту не усомнился в его подлинности.
Вскоре на месте появился Красовский, который с трудом пробился сквозь толпу, собравшуюся вокруг Мищука. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что Мищук попал впросак. Металлические стержни были толщиной с небольшую свечу и чуть ли не на тридцать сантиметров длиннее, чем нужно. Красовский сразу понял, что они не могли послужить орудием убийства. Что касается одежды, то среди лоскутов якобы от пальто Андрея он заметил клочок, похожий на оборку женского платья.
Вечером того же дня судмедэксперт подтвердил: найденные стержни не могли иметь к убийству ни малейшего отношения. Кроме того, Андрей никогда не носил подтяжек, к тому же найденные подтяжки принадлежали взрослому. Экспертами было установлено, что сверток пролежал в земле всего два-три дня, то есть «улики» оказались грубой подделкой.
Мищука сняли с должности и вместе с тремя другими полицейскими арестовали по обвинению в фальсификации улик. Позднее Кушнир сознался, что это он написал анонимное письмо. Выяснить, чьи указания он выполнял, не удалось, но не исключено, что инициатива исходила от самого Чаплинского, хотя, возможно, прокурор просто воспользовался случаем избавиться от сыщика, доставлявшего ему слишком много хлопот. Киевский губернатор А. Ф. Гирс возражал против привлечения полицейских к ответственности, но Чаплинский пригрозил ему бюрократической войной, пообещав чинить препятствия при назначениях ключевых полицейских чинов. Пока разбирали дело Мищука, настоящего расследования с целью выяснить, кто стоял за подделкой, так и не провели.
Вопреки стараниям Чаплинского, через год суд присяжных полностью оправдал Мищука и всех обвиняемых по тому же делу. Но законодательство Российской империи позволяло обжаловать оправдательный приговор, и прокурор воспользовался этим правом, сославшись на ряд сомнительных технических деталей. Апелляционный суд аннулировал вынесенное прежде решение, затем дело передали в суд Харькова, где Мищука приговорили к году тюремного заключения. Вынесенный ему обвинительный приговор следовало расценивать как сигнал: так будет со всяким противником «ритуальной» версии.
Для чиновников, намеревавшихся возложить ответственность за убийство Андрея Ющинского на еврея, Красовский представлял куда большую опасность. Но он был слишком умен, чтобы попасться в примитивную западню. Его врагам пришлось изобрести другой, еще более бесстыдный способ убрать его с дороги, но это будет позже.
А пока Красовский активно вел расследование. Целыми днями он в одежде простого рабочего бродил по улицам Лукьяновки, заводя разговоры со всеми, кто мог что-то видеть или слышать. От ночного сторожа он впервые услышал историю, заполнившую важный пробел в цепочке подозрений вокруг Веры Чеберяк, — отсутствие мотива.