В самом начале августа все трое заболели. Сначала Василий решил, что они объелись незрелых груш, но вскоре Женю забрали в больницу с дизентерией. Мальчик слабел с каждым часом, врач не надеялся его спасти. Седьмого августа Веру Чеберяк выпустили из тюрьмы, и она поспешила в больницу. Врач сказал, что мальчик в плохом состоянии и ему лучше остаться в больнице, но мать забрала его домой.
Когда Красовский узнал, что Женю забрали из больницы, он тут же отправил Полищука с еще одним агентом наблюдать за ним. Мальчик бредил, ему все время мерещился Андрюша, и он звал его по имени. Полищук рассказывал:
Когда же покойный Женя приходил в сознание, Вера Чеберяк брала его на руки и говорила ему, указывая на меня и Выгранова [второго агента]: «Скажи им, дорогой сыночек, пусть они тебя и твою маму не трогают, так как мы оба ничего не знаем по делу Андрюши Ющинского», на что Женя ей отвечал: «Оставь, мама, мне тяжело об этом вспоминать».
Мать понукала его: «Скажи, дитятко, что я тут ни при чем».
Но когда Женя пытался что-то сказать, мать наклонялась над мальчиком и поцелуями не давала ему говорить. Полищук спросил, почему она мешает ему высказаться, и Чеберяк ответила, что не хочет утруждать сына, потому что ему тяжело.
Исповедовать и причастить умирающего позвали священника Федора Синькевича, одного из руководителей правой молодежной организации «Двуглавый орел», вскоре избранного ее председателем. Позднее Чеберяк заявила, что позвала его по просьбе Жени, но Синькевич мальчика не знал, а значит, пригласить его решила сама Чеберяк. По всей видимости, она лелеяла надежду, что влиятельный в правых кругах священник засвидетельствует, что сын, умирая, обелил ее.
На суде Синькевич говорил: «Мне кажется, что он хотел что-то сказать, но почему-то не решался, производило впечатление, что у него был какой-то сложный психический процесс». У него возникло ощущение, что Чеберяк, стоя за его спиной лицом к кровати, делала какие-то знаки, пытаясь что-то сказать сыну.
Женя умер 8 августа, на следующий день после того как его забрали из больницы. Еще через несколько дней умерла его сестра — восьмилетняя Валентина. Осталась только девятилетняя Людмила. Газеты всех мастей подхватили версию, что дети были отравлены.
Либеральное «Современное слово» обличало праворадикалов:
Известно, что за дело взялся Союз русского народа. Стоит ли удивляться, что в результате получилось новое преступление?
Праворадикальная «Земщина» винила евреев, замечая, что
при разборе дела Дрейфуса — этого подлого изменника, поочередно, один за другим, скоропостижно скончались одиннадцать человек свидетелей.
Газета заявляла, что «устранение» свидетелей «составляет обычное средство кровожадного [еврейского] племени».
После смерти детей эмоциональное состояние Чеберяк и ее финансовые обстоятельства были, вероятно, крайне тяжелыми. А через несколько дней после похорон Жени и Вали именно в ней все вдруг стали видеть главную злодейку. Ее обвиняли даже черносотенцы: по их мнению, Чеберяк вместе с евреями убила Андрея, а теперь умертвила и Женю. Семнадцатого августа «Земщина» поведала:
Смерть [Жени] не явилась неожиданностью для соседей, ибо они часто слышали, как мать грозила мальчику: «Если распустишь язык, убью как собаку. Своими руками задушу, если пикнешь легавым».
Однако попытка представить Чеберяк пособницей евреев оказалась кратковременным отклонением от основного курса. Вскоре правые журналисты и обвинители, оставив зловещие фантазии о злом духе Лукьяновки на долю прогрессивной прессы, вернулись к версии, согласно которой Андрей и Женя погибли от рук одних евреев.
О Вере Чеберяк сохранилась еще одна исключительно характерная история. Вероятно, после ареста Чеберяк держали непосредственно в охранном отделении, но к концу июля ее перевели в тюрьму при полицейском участке. Тридцать первого июля у нее появилась новая сокамерница — Анна Дарофеева, только что убившая своего мужа. Чеберяк могла увидеть в сорокалетней Анне родственную душу или женщину, нуждавшуюся в утешении (в конце концов, во многих подобных случаях на решительный и роковой шаг женщину толкал именно мужчина). Но Чеберяк увидела в Анне лишь очередную потенциальную жертву.