Дело Бейлиса и миф об иудейском заговоре в России начала XX века

В течение следующих недель Красовский выработал план, который на первый взгляд кажется нелепым: проникнуть в шайку с помощью русских революционеров-подпольщиков, которых рассчитывал склонить на свою сторону. Осетин Амзор Караев двадцати пяти лет, дворянин по происхождению, был анархо-коммунистом. Его четырежды приговаривали к тюремному заключению, в том числе за хранение взрывчатых веществ. Его товарищ по революционному подполью двадцатиоднолетний Сергей Махалин был подающим надежды оперным певцом, которого выгнали из земледельческого училища и трижды арестовывали за политические преступления, в том числе за «экспроприацию», то есть ограбление, когда ему было всего шестнадцать. Он не принадлежал ни к какой партии и не придерживался никакой идеологии, но страстно ненавидел режим и стремился просвещать народные массы.

Хотя план Красовского был дерзким и немного абсурдным, в нем имелись свой резон и здравый смысл. Русское революционное подполье и преступный мир во многом пересекались. Граница между ними была столь размытой, что трудно было порой отличить революционеров от криминальных элементов. Современники называли это явление «изнанкой революции». Один анархистский лидер сетовал: «Бомбометатели-экспроприаторы… ничем не лучше, чем бандиты из южной Италии». Разумеется, за революционным движением стояло немало интеллигентов, в том числе таких, как будущие лидеры большевистской революции В. И. Ленин и Л. Д. Троцкий. Интеллигенция сотрудничала с сомнительными личностями, выполнявшими бóльшую часть грязной работы: это они совершали вооруженные грабежи, за счет которых финансировалось революционное движение. В это же самое время будущий советский вождь Иосиф Сталин действовал главным образом как вооруженный бандит-революционер, организуя в родной Грузии ограбления банков, в которых лично принимал участие. Караев, как и Сталин, был родом с Кавказа, где революционные ячейки привыкли действовать как типичные бандитские шайки.

Для целей Красовского подходил не любой революционер. Ему нужен был человек, пользующийся авторитетом в криминальном мире, и в то же время такой, чтобы публика, а желательно и присяжные, восприняли его всерьез. Весной 1912 года решить подобную задачу было непросто; революционеры утратили репутацию борцов за справедливость. Всего несколько лет назад, в 1905 или 1906 году, человека, бросившего бомбу или обокравшего государство, окружал романтический ореол. Убийства царских чиновников, происходившие с осени 1905 года по осень 1906 года в среднем по десять в день, вызывали если не одобрение, то сочувствие либералов. Но к 1912 году иллюзии рассеялись. Власть собралась с силами и ударила по революционерам. Разоблачения видных революционеров, втайне работавших полицейскими осведомителями, запятнало их в глазах общества. Недавнее убийство Столыпина поразило своей бессмысленной жестокостью даже ненавидевших его либералов.

В лице Амзора Караева Красовский и Марголин рассчитывали обрести человека, сохранившего обаяние революционера-изгоя. В самом деле, другие заключенные преклонялись перед Караевым за смелость и дерзость, с какими он держался перед тюремным начальством. Особенно громкую известность ему принес один необычный случай. Как-то несколькими годами раньше он пожаловался тюремному надзирателю на зубную боль и попросил позвать врача. Надзиратель ответил ему насмешками и отказал в просьбе. В знак протеста Караев выплеснул на пол содержимое керосиновой лампы. За эту выходку его осудили как за попытку побега. Когда Караев снова увидел этого надзирателя, он его зарезал. Караева за это судили, но присяжные его оправдали, и он вернулся в тюрьму как герой. Как присяжные пришли к такому решению, нам неизвестно, но примерно до 1907 года значительная часть русского общества — и даже немалая доля чиновников — относилась к революционерам сочувственно, и либеральным адвокатам часто удавалось добивать относительно мягких, если не вовсе оправдательных приговоров. Такой человек, как Караев, с его репутацией никого не боящегося революционера и нарушителя закона, мог внушить доверие сообщникам Веры Чеберяк. Оставалось только придумать, как убедить его приехать в Киев и помочь осуществить намеченный план.

Бразуль обратился к Махалину, приятелю Караева, который сидел с ним в тюрьме, и изложил ему свой план. У Махалина, как и у Красовского, имелись сомнения относительно Бразуля, которого он считал человеком «легкомысленным», но план ему понравился. Махалин отправил Караеву в Осетию шифрованное письмо, предложив приехать в Киев на важный разговор. Караев согласился.