Дело Бейлиса и миф об иудейском заговоре в России начала XX века

Когда Махалин признался Караеву, зачем его вызвал, тот поначалу пришел в бешенство. Он был оскорблен, сочтя, что ему предлагают нарушить криминальный кодекс чести. Выхватив браунинг, он начал размахивать им — жест, к которому имел обыкновение прибегать по поводу и без. Но в конце концов Караев отложил пистолет и выслушал Махалина, который объяснил Караеву, что, по его мнению, дело Бейлиса «вносит злобу в темные массы». Махалин понимал, какой силы ненависть кроется за этим делом; позднее он рассказал, что в детстве был свидетелем еврейского погрома — впечатление от увиденного способствовало тому, что он примкнул к революционерам. Махалин взывал к совести Караева, и слова товарища показались тому убедительными, тем более что Караев питал презрение к любой дискриминации по расовому или религиозному признаку. По здравом размышлении Караев согласился участвовать в осуществлении плана Красовского, чтобы доказать невиновность бедного приказчика-еврея.

Впоследствии Караев, Махалин и Красовский дали показания относительно того, как именно претворяли в жизнь задуманное, и в их свидетельствах не обнаружится расхождений в существенных деталях. Расхождения же с показаниями сводного брата Веры Чеберяк Петра Сингаевского были лишь в деталях, указывавших на его виновность.

Сингаевский должен был стать центральной фигурой намеченного плана, потому что из тех, кого подозревали в убийстве, только он — не считая самой Чеберяк — в тот момент не сидел в тюрьме. Для того чтобы втереться в доверие к Сингаевскому, Караев пустил в ход свои обширные криминальные связи. Оказалось, что у них был общий знакомый, которому Сингаевский доверял: Ленька по кличке Фердидудель, парикмахер. Девятнадцатого апреля Фердидудель подошел к Сингаевскому в пивной и сообщил, что известный бунтарь Караев желает с ним познакомиться. Второразрядный жулик был, вероятно, польщен интересом Караева, и за те несколько дней, что Караев водил его по трактирам, где они ели, а главное — пили, у Сингаевского развязался язык. В качестве предлога для встреч Караев придумал, что ищет «надежных парней» для крупной кражи и «мокрого дела» — убийства десяти человек, сулящего сорок тысяч рублей добычи. Сингаевский заинтересовался и посетовал, что его хорошие товарищи Ванька Рыжий (Латышев) и Борька (Рудзинский) сидят в тюрьме по обвинению в краже. Мимоходом он упомянул, что им «шьют» убийство мальчика Ющинского.

Правда, сам Сингаевский продолжал вести себя так, словно ничего об убийстве Андрея не знал. Он очень туго соображал, отличаясь при этом обескураживающей осмотрительностью. Через четыре дня Караев рассказал Красовскому и Бразулю, как движется дело. Чтобы вынудить Сингаевского сознаться в убийстве, они придумали хитрую уловку. Днем 24 апреля он отправился с Сингаевским в ресторан «Версаль», воровской притон, и сообщил плохую новость: от «своего человека» в жандармском управлении он слышал, что Сингаевского и Веру Чеберяк собираются обвинить в убийстве Ющинского. Уже готовы ордера на арест, пояснил Караев.

Сингаевский запаниковал и заговорил. Первым делом он сказал, что надо «порешить» двух «шмар», которые кое-что видели. Под «шмарами» Сингаевский подразумевал сестер Екатерину и Ксению Дьяконовых, подруг Веры Чеберяк. Тем временем Красовский уже сам вышел на них и попытался завоевать их доверие. Выдавая себя за «москвича», Красовский почти каждый день водил их по ресторанам и театрам. Сначала они говорили о чем угодно, кроме дела Бейлиса. Наконец, когда сестры почувствовали себя достаточно свободно, чтобы поделиться с ним тем, что им известно, Екатерина рассказала, что приходила к Чеберяк в день исчезновения Андрея — не то утром, не то в первой половине дня. Когда Чеберяк открыла дверь, Екатерина увидела, как Сингаевский и Рудзинский кинулись из одной комнаты в другую, а Ванька Рыжий прикрыл пальто что-то, лежавшее в углу. Сестры открыли еще одну важную деталь. Они рассказали, что у Чеберяк часто играли в почту — писали друг другу короткие записки. Для игры использовались листки бумаги, похожие на те, что нашли рядом с телом Андрея.

На случай, если Сингаевский сознается, Караеву нужен был еще один свидетель, и они встретились с Махалиным, которого Караев представил как своего надежного сообщника. Сингаевский переходил от одного отчаянного плана к другому. Предлагал убить Дьяконовых, подполковника Иванова и надзирателя Кириченко или ворваться в жандармское управление и выкрасть все бумаги по делу. Караев тем временем пояснил Махалину: «Вот настоящий убийца Ющинского». Сингаевский отозвался: «Да, это наше дело». По его словам, через этого «байструка провалились такие хорошие малины».

Удалось им и выведать подробности.

«Схватили мы его и потащили к сестре на квартиру», — сказал Сингаевский.

«Кто же это — мы?» — переспросил Махалин.

«Я, да Борька, да Ванька Рыжий», — пояснил тот, добавив, что Ванька, хоть и хороший парень, для мокрого дела не годится: после убийства его вырвало.

Почему же, спросил Караев, сработано так нечисто? Почему не избавились от тела?