Дело Бейлиса и миф об иудейском заговоре в России начала XX века

Может быть, Чаплинский и хотел бы обойтись без помощи известной на всю Лукьяновку преступницы, но она была ему нужна. В ответ на отчет Бразуля А. А. Карбовский, главный помощник Чаплинского, устроил повторный допрос свидетелей. Четырнадцатого мая он допросил Чеберяк. Ни на одном из семи предыдущих допросов, проведенных следователем Фененко, она не упоминала Бейлиса и ни разу не говорила о том, что Женя с Андреем ходили на завод Зайцева. В декабре ее муж Василий «внезапно вспомнил», как Женя рассказывал ему, что Бейлис якобы прогнал их с Андреем с территории завода, но в его показаниях не содержалось прямого обвинения. И вот теперь, когда со дня смерти Андрея прошло четырнадцать месяцев, Вера неожиданно припомнила, что ее сын прямо говорил о причастности Бейлиса к убийству: 12 марта 1911 года он якобы погнался за мальчиками, которые играли на территории завода Зайцева, и Женя убежал, а Андрюшу Бейлис схватил и потащил к печке.

Адвокат А. С. Тагер, проанализировав три версии новых показаний Чеберяк, отметил существенные расхождения между ними и предположил, что обвинение помогло ей сочинить свой рассказ: огласке предали только окончательную версию.

Тридцатого мая Вера Чеберяк рассказала, что в декабре прошлого года журналист Бразуль возил ее в Харьков к какому-то господину для странного разговора о деле Ющинского. Неизвестного господина она описала так: «Еврей, очень полный, лысоватый, глаза навыкат, несколько шепелявит». Очень быстро стало понятно, что речь шла об адвокате Марголине. По версии Чеберяк, во время встречи ей якобы предложили сорок тысяч рублей, если она сознается в убийстве Ющинского, и побег из страны, а в случае, если все же придется предстать перед судом, — что в ее распоряжении будут лучшие адвокаты империи. Заявление Чеберяк вынудило Марголина не только признать факт встречи с ней, но и отказаться выступать в качестве адвоката Бейлиса под угрозой лишиться права на адвокатскую деятельность. Безрассудство коллеги привело Грузенберга в ярость. Для защиты это была катастрофа.

Следующей мишенью оказался Бразуль. В начале июля Вера Чеберяк отомстила журналисту, подав на него в суд за то, что он якобы запятнал ее репутацию. Она подала иски по обвинению в клевете и против редакторов нескольких газет, напечатавших обвинения против нее. Учитывая необходимый для подачи исков объем документов и скорость, с какой они были составлены, трудно поверить, что Чеберяк справилась с этим самостоятельно.

После этого прокурор и его начальство постарались обезвредить Красовского. Красовский больше не состоял на службе, но он оставался на свободе и был опасен. Публика по-прежнему видела в нем успешного детектива, раскрывшего множество загадочных преступлений, а теперь и либеральная, и просвещенная консервативная пресса восхваляли его за установление истинных убийц Андрея Ющинского. Это было уже слишком. Семнадцатого июля к Красовскому явились полицейские и огласили перечень выдвинутых против него обвинений. Красовского привлекли к ответственности за неправомерный арест крестьянина Ковбасы — проступок, за который его уже уволили из полиции; обвинили в уничтожении официальных документов, касавшихся его отчета о не уплаченном в 1903 году неким гражданином налога в сумме шестнадцать копеек. (Красовский обвинялся в том, что присвоил эти деньги.) Наконец, он оказался под следствием за кражу во время какого-то обыска выигрышного лотерейного билета.

Когда Красовский оказался в тюрьме, его помощники поняли, что им тоже грозит опасность. Сергею Махалину хватило здравого смысла уехать из города. Амзор Караев, не привыкший отступать, опрометчиво остался в Киеве, и 13 августа полиция арестовала и его, под каким именно предлогом — неизвестно.

К концу лета обвинение пополнило свои аргументы еще одним обстоятельством: объявилась живая «свидетельница преступления» — девятилетняя Людмила Чеберяк. Почти год назад Вера Чеберяк умоляла умирающего сына Женю снять с нее обвинение в убийстве Андрея, но мальчик не оправдал ее надежд, своими последними словами только еще больше возбудив подозрения. Теперь мать решила принести в жертву обвинению последнего выжившего ребенка, чтобы оправдать себя, переложив вину на другого.

Вера Чеберяк, вероятно, отдавала себе отчет в том, что на основании одних ее показаний Бейлиса вряд ли осудят. У нее была дурная репутация. Люди узнавали ее по фотографии в газете и задевали на улице. Как-то в середине июля 1912 года прохожий указал на нее пальцем, началась перебранка, и вскоре целая толпа погналась за Чеберяк, крича ей вслед: «Убийца Ющинского!» Ей пришлось шмыгнуть во двор и переждать, пока толпа разойдется.

Людмила вполне могла сыграть архетипическую роль бесхитростной свидетельницы. Обвинение несказанно выиграет от показаний невинной девочки, готовой указать пальчиком на страшного еврея на скамье подсудимых, убившего ее юного друга.