Дело Белки

Впрочем, вскоре все прояснилось само собой. Я бы даже сказал, стало абсолютно прозрачным. Прежде всего это относилось к самому ковру. Сначала он как бы слегка вылинял, словно его вопреки всем рекламным советам постирали в хлорном отбеливателе. А потом сквозь плотную ткань и вовсе стала проглядывать земля, а вместе с ней и многочисленные крыши проносящихся под нами московских пригородов. Возможно, кому-то такое улучшение обзора и доставило бы удовольствие, но только не мне. Моя доселе загнанная в подкорку высотобоязнь снова попыталась прорваться наружу, и неизвестно, к чему бы это привело, если бы не упомянутая в предупреждении ковра страховка. Конечно, привязными ремнями ее можно было назвать весьма условно. Опутавшие меня, Алихана и Дмитрия нити больше походили на плотные густые волосы, как будто ковер решил повторить чудо святой Агнессы и мигом оброс длинными вьющимися локонами, в которых напрочь завязла вся наша компания. Впрочем, и эта поросль вслед за самим самолетом вскоре тоже сделалась почти полностью невидимой, равно как и мы сами. Теперь при взгляде на моих попутчиков я мог с трудом различить лишь некое марево, очень отдаленно напоминающее силуэты егеря и распластавшегося на ковре Счастливчика. Вероятно, применение к нам этого оптического фокуса было вполне разумным. В конце концов, не хватало еще, чтобы москвичи и гости столицы, случайно посмотрев на небо, увидели, как над ними проносится кусок отличного коврового покрытия с восседающими на нем тремя мужиками. И все же, каюсь, я предпочел бы лучше стать причиной чьего-то нервного расстройства, чем непрерывно испытывать панический ужас. Тем более что рожденный ползать, он только летать не может, а вот тошнить, извините, запросто. В чем мне, кстати, вскоре пришлось убедиться. Наш персидский гобелен — дай Бог счастья и здоровья тем, кто его соткал — резко сменил курс и решил продемонстрировать, что может почувствовать скромный обыватель, если его пинком под зад запустить вниз с американской горки, высота которой не уступает Останкинской телебашне. В тот миг, когда это произошло, я заорал так, как не снилось ни Николаю Баскову, ни жительнице Бразилии Франциске Рамос дос Сантос, которая пару лет назад разродилась младенцем, весившим более семи с половиной килограммов. Впрочем, если подумать здраво, в момент принятия родов эта достойная женщина почти наверняка была под наркозом. Мне же пришлось пережить наше пике, находясь в относительно трезвом уме и более-менее твердой памяти.

Единственным, хотя и незначительным утешением в этой ситуации можно было считать то, что при стремительном заходе на посадку мои мучения продлились не слишком долго. Я даже толком не успел сорвать голос, а ковер уже сам собой свернулся в прозрачный, начиненный нами рулет и в таком виде ухитрился вломиться в мансардное окно какого-то здания. Вероятно, после этого он сразу же перестал поддерживать функцию невидимости, либо же сказался перепад между ярким дневным светом и темнотой неизвестного чердака, но так или иначе я сразу почувствовал себя вдвое более незрячим, чем маршал Кутузов или, если хотите, адмирал Нельсон. Однако эта беда была уже не такой страшной, поскольку клаустрофобия — это та редкая напасть, которая не значится в списке моих достоинств. Тем не менее напоследок ковру все же удалось доставить мне еще одну небольшую радость. Не знаю уж почему, но для приземления на лестничную клетку он выбрал как раз ту свою часть, к которой был прижат я. Хлопнув моей тушкой о крайнюю ступеньку и амортизировав тем самым посадку Хана и Дмитрия, летучее полотнище легко развернулось и наконец затихло, предоставив нашей компании приходить в себя и пытаться понять, где же мы оказались. Впрочем, с этим мы разобрались быстрее всего. Спасибо Арине Родионовне и Ивану, они блестяще запрограммировали шнурковый автопилот персидского летательного аппарата. В результате он высадил нас прямо перед массивной дверью нашей штаб-квартиры.

Все еще пошатываясь после невольно выполненных нами кульбитов и пируэтов, мы с егерем ввалились в Дом Общества, волоча на ковре так и не пришедшего в сознание Дмитрия. Опустив на пол его отнюдь не легкое тело, Хан остановился посреди прихожей, посмотрел по сторонам, прислушался и разочарованно покачал головой.

— Ты чего? — поинтересовался я.

— Да так… Думал, может, кто раньше нас вернулся, — объяснил он.

— Кто, например? — удивился я, прекрасно понимая, что у отправившихся в побег Василисы и Серого в принципе не было шансов оказаться здесь раньше нас.

Мало того, насколько я понял из объяснения Ивана, еще не факт, что они вообще попытаются вернуться Домой.

— Лучше всего было бы застать шефа, — мечтательно вздохнул егерь, чем, признаться, меня изрядно озадачил.