Дело Белки

И тут выяснилось, что я в своем чувстве был вовсе не одинок. Буквально через 5-6 секунд его свиста из казавшихся пустыми домов на улицу стали выпрыгивать люди. Таким образом, выяснилось, что в своих умозаключениях я ухитрился ошибиться сразу два раза. Во-первых, расположенные вокруг нас строения разрушило вовсе не время, а Соловьиный свист, который и сейчас продолжал сносить близлежащие заборы, вышибать стекла из окон, срывать с крыш доски, шифер и куски жести. А, во-вторых, деревня была населена. Мало того, она была густо населена. Изо всех домов на Соловьиный свист как на сигнал отбоя воздушной тревоги выбиралась куча разного народу. Пообтертые сельским бытом мужики. Дородные бабищи и тетки поменьше. В изобилии попадались всяческие старушенции и чуть в меньших количествах мрачные седовласые и седобородые деды, которым более бы подошел раскольничий скит, а не эта задрипанная деревенька.

– Ничего себе! – вслух изумился я. – Сколько же у вас тут народу?

– А ты как думал? – непонятно чем загордившись, ответил Разбойник. – Это ж тебе как-никак Лысогорка, а не хвост собачий. Почитай, самое старое поселение для досрочно освобожденных. Я судорожно повернул на пальце кольцо, благодаря чему обрел дар магического зрения и одновременно потерял дар речи. Деревенская улица вместе со своими обитателями разом превратилась в нечто среднее между съемочной площадкой нового фильма Тима Бартона и ежегодным парадом секс меньшинств в Берлине. То есть большинство оказавшихся на ней существ все еще можно было назвать людьми. Вот только их внешность, пропорции и поведение упорно наводили мысль о том, что я пропустил неожиданно посетивший меня приступ белой горячки, давшей осложнение сразу во все цвета радуги.

– Гуляй, народ! Свалили защитники! – радостно известил покинувших укрытия односельчан Разбойник. Сам он тоже не преминул сменить внешность, превратившись из щуплого кривоногого мужичка в огромного, ражего детину, покрытого многочисленными шрамами и татуировками. Одна из них – сделанная затейливой кириллической вязью – гласила: «Не забуду тать родную!» Только теперь я, наконец-то, сообразил до какой степени вляпался. Мне уже и так начало казаться, что судьба забросила меня в не такое уж простое место. Однако вопреки всякой логике и своему патологическому невезению, я все еще надеялся, что на самом деле это обычная человеческая деревня, а Соловей здесь попросту совершает ежедневный моцион по соседским садам и огородам. Теперь же, я окончательно убедился в том, что попал в самое логово волшебно-уголовного мира, о котором я не знал самых элементарных вещей. Например, что мне следует кричать вместо слова «Милиция!!!», когда меня начнут бить. А в том, что бить будут, я почти не сомневался, потому что, закончив гордиться своим болотом, Соловей решил выяснить подробности моего происхождения.

– А ты, кстати, сам-то из каких мест будешь? – весело спросил он, ощерив в улыбке свой немаленький рот. Пасть у Разбойника оказалась под стать профессии. На вид она напоминала что-то вроде глубокой темной пещеры, в беспорядке заполненной разнокалиберными сталактитами и сталагмитами, служившими былинному душегубу вместо зубов. Выглядело это настолько жутко, что я тут же поспешил повернуть кольцо обратно, что оказалось весьма разумным поступком. Поскольку едва к Соловью вернулась его прежняя безобидная внешность, я тоже обрел способность мало-мальски соображать.

– Родионовну, знаешь? – наудачу спросил я Разбойника.

– А то ж! – подтвердил мое предположение Соловей. – Яга в законе.

– Ну, вот! – нахмурив для солидности брови, продолжил врать я. – Соседка моя… По зоне! Это был скользкий момент. Но, к счастью, использованное мной на свой страх и риск слово «зона» не вызвало у Разбойника никаких вопросов. Наоборот, Соловей восхищенно присвистнул и, кажется, зауважал меня даже больше, чем после того, как я пообещал обеспечить ему выпивку.

– Не свисти! Денег не будет! – мрачно предупредил я, потирая уши, в которых еще после первого свиста продолжало что-то звенеть и пощелкивать.

– Прости, зема! Не рассчитал. – поспешил извиниться Разбойник. – Наши-то все уже по большей части привыкли…

– А кто, не привык? – поинтересовался я.