Дело блондинки — «золотое дно». Секрет падчерицы. Дело о влюблённой тётушке

— И вы подчинились его распоряжению?

— Я предпочел бы сказать так: я выполнил его просьбу.

— И тем самым заставили вашу невесту, не знавшую, где вас искать, волноваться?

— Я только что вам объяснил, что продиктовал для нее записку, чтобы она не так уж беспокоилась.

— Но вы этого не делали вплоть до того момента, пока не убедились, что ее нет в номере и она не сможет вам лично ответить на ваш звонок?

— Ну не…

— Иными словами, вы долго ничего не делали, чтобы уберечь ее от волнения?

— Вы правы, я это признаю.

— И все только потому, что окружной прокурор не велел вам ей звонить?

— Он мне сказал, что чрезвычайно важно никому не знать, где я нахожусь… Я спросил, не могу ли я сообщить об этом своей невесте, и тогда он мне разрешил оставить для нее записку, но запретил лично разговаривать. Он не хотел, чтобы меня кто-нибудь видел.

— Так… Скажите, после вашей беседы с окружным прокурором вы отправились в Мексикаль?

— Нет, сначала в Тихуану.

— В Тихуану? — весьма натурально поразился Мейсон. — И сколько времени вы там пробыли?

— Переночевал.

— И потом поехали в Мексикаль?

— Да.

— Автобусом?

— Нет.

— В частной машине?

— В нанятом самолете.

— Кто же его нанял?

— Мистер Болдвин Маршалл, окружной прокурор.

— Во время перелета мистер Маршалл упоминал мое имя?

— Ах, ваша честь, — не выдержал окружной прокурор, — вопросы адвоката зашли далеко в сторону, так что даже становится смешно… О чем я разговаривал с этим свидетелем, совершенно не касается разбираемого дела и не способно на него влиять.

Наш разговор не может быть принят в качестве доказательства. При прямом допросе свидетеля ничто не обусловливало необходимости спрашивать о том, что сейчас интересует мистера Мейсона, поэтому я решительно протестую.

— Возражение отводится! — коротко бросил судья Мэнли. — Продолжайте, мистер Мейсон, задавать любые вопросы, ибо я уже понимаю, что вы имеете основания сомневаться в непредвзятости свидетеля.

— С разрешения суда, — снова запротестовал Маршалл, — все это не имеет никакого отношения к позиции свидетеля. Всем совершенно ясно, что я принял необходимые меры для того, чтобы оградить Джорджа Летти от постороннего влияния.

— Мы не станем обсуждать этот вопрос, — холодно отрезал судья, — решение было вынесено. — Он повернулся к свидетелю: — Вам был задан такой вопрос: упоминал ли мистер Маршалл имя Перри Мейсона? — Да.

— Неоднократно? — спросил Мейсон.

— Он обсуждал ваши действия довольно подробно.

— Он много раз упоминал мое имя?

— Да.

— Сколько? Раз десять?

— Я не считал.

— Но это было много раз?

— Много.

— И окружной прокурор сказал вам — не так ли? — что он рассчитывает на то, что ваши показания произведут на защиту впечатление разорвавшейся бомбы, поэтому он и принимает все меры для того, чтобы вы не разболтали эту историю кому-то еще?

— Кажется, да… Да, сэр.

— Вы с окружным прокурором много раз повторили свою историю?

— Да, мы много говорили о том, что я видел. Он все время уговаривал меня напрячь память и подумать, не смогу ли я несколько расширить мои показания.

— Ах вот даже как! Окружной прокурор хотел, чтобы вы расширили ваши показания?

— Ну он… не совсем так… но…

— Подождите, секунду назад вы изволили сказать, что он все время уговаривал вас расширить ваши показания?

— Понимаете, слово «расширить» было моей интерпретацией того, что он говорил.

— Ясно… На основании того, что вам говорил окружной прокурор, у вас сложилось мнение, что он желает, чтобы вы расширили свои показания, так?

— Скорее, усилил бы их.

— Усилил?

— Да.

— И он дал вам денег, чтобы вы сделали это?

Маршалл даже подскочил на месте.

— Ваша честь, это чисто личное дело… Я протестую, это некорректный перекрестный допрос. Это подлая инсинуация. Это ложь!

Но судья уже насторожился.

— Вы возражаете против данного вопроса?

— Да, самым решительным образом!

— Возражение не принимается. Садитесь!

— Отвечайте на вопрос, — сказал Мейсон. — Давал ли вам Маршалл деньги?

— Но не за то, чтобы я усилил показания.

— Давал ли окружной прокурор вам деньги?

— Да.

— Вы целиком зависели от Линды Колхаун в отношении ваших средств?

— У меня имелись небольшие сбережения.

— Сбережения?

— Да, на счету в банке.

— Каково происхождение этих сбережений¹?

— Я сэкономил кое-что из моего пособия и смог отложить.

— Из какого пособия?

— Из тех денег, что мне давала Линда Колхаун.

— А Линда знала, что вы откладываете деньги на счет?

— Нет.

— Линда работала?

— Да.

— Понимаете ли вы, что она лишала себя многих удовольствий, всех тех мелочей, которые так много значат для любой женщины, чтобы постоянно давать вам деньги на учебу в юридическом колледже?

— Вероятно.

— А вы еще и присваивали часть денег?

— Что значит «присваивал»? — заорал Летти. — Эти деньги давались мне!

— Но они вам давались со специальной целью, правда?

— Возможно.

— А вы тайком от вашей невесты часть этих денег относили в банк, где завели себе счет с тем, чтобы у вас имелись свободные деньги для других целей?!

— Вовсе не для других, нет!

— Но ведь деньги вам давались на то, чтобы вы могли учиться и закончить образование?

— Да.

— А вы их полностью не тратили?