Дело генерала Раевского

— Нет, я так не думаю, — ответил Мефодий Эммануилович, — но я считаю Бородинское сражение, закончившееся сожжением Москвы, величайшей народной трагедией, а Кутузова виновником трагедии этой. Впрочем, не одного Кутузова. Русская армия, имея невероятно выносливых и мужественных солдат, необычайно умелых, находчивых и самоотверженных офицеров, явно уступала наполеоновской: там были какие-никакие, но свободные люди, а здесь крепостные и крепостники. Система ведения войны Фридрихова. Будучи умным человеком, Кутузов это хорошо понимал, ничего для совершенствования её не делал по своей крайней осторожности, граничащей с гражданской трусливостью. Наполеона, конечно, он боялся не зря, так жестоко и позорно битый при Аустерлице. Кстати, все, по крайней мере многие, видели расположение войск перед сражением бездарным, почти преступным. Царь тогда был молод, Кутузову доверял. План сражения был разработан австрийским генералом Вейротером, чиновником австрийского штаба. Когда государь спросил мнение Кутузова по этому плану, тот ответил, что план превосходный и он «уверен в виктории». Одно из двух: или Кутузов лгал по привычке, или не понимал порочности этого плана. Потом же всё пытался свалить на Вейротера.

При Бородине вёл он себя так, что никто не мог понять, чего же он хочет. Руководства сражением фактически не было. Барклай и Багратион, да и другие генералы действовали сами по себе. Не случайно Багратион, смертельно раненный и увозимый с поля боя, просил передать Барклаю, которого недолюбливал, что вся надежда теперь на него. Кстати, может ли кто представить, что Багратион поддержал бы план сдачи Москвы без боя там, в Филях? Но самое позорное, причём позорное на все века, великая держава, тратящая на армию в мирное время почти весь свой бюджет, как, скажем, сегодня, имеющая в целом армию никак не меньшую наполеоновской, знающая, что война неизбежна, оказывается к войне абсолютно не готовой: армия вся распылена, а командовать этой армией некому. Барклай, Багратион, Витгенштейн и Чичагов в сравнение с Наполеоном, даже с Даву, Бертье, Неем и Мюратом, не шли. Это при народе фантастически талантливом и воинственном, народе, в котором каждый житель фактически солдат, вплоть до женщин. Многие объясняют это происками, многие бездарностью царя и его окружения. Я объясняю полной безответственностью и антигосударственной, мародёрской по отношению к своему же народу распущенностью руководящего сословия — дворянства. Дворянство, вместо того, чтобы деньги, выдираемые из крестьян, вкладывать в производство, в торговлю, как это уже шло в Европе, эти деньги проматывало, причём проматывало за границей. Никакого хвалёного патриотизма в них не ночевало. Грузин Багратион был неизмеримо больший патриот, чем болтун и фанфарон Ростопчин...

Но самое страшное в том, что, победив Наполеона, таким образом выявив огромное количество молодых талантливых военачальников и государственных деятелей, которыми счастлива была бы любая нормальная цивилизованная страна, Александр Первый, за исключением Милорадовича, гуляки и бабника, всех разогнал по захолустьям, лишил какого бы то ни было государственного влияния и возможностей роста. Великого потенциального полководца, героя войны, любимца нации он загоняет в Малороссию командовать корпусом, там же Михаил Орлов, принявший капитуляцию Парижа у двух блестящих маршалов Наполеона. Почти официально включённый в десятку лучших генералов Александровской эпохи, он сгнивал в провинции тухлой начальником штаба в корпусе Раевского. Там же сгнивал и блестящий генерал Сергей Волконский. Участник пятидесяти сражений прозябал командиром бригады девятнадцатой пехотной дивизии. Можно представить себе, как их всех, этих блестящих рыцарей русской передовой тогда военной школы, боялись и ненавидели в канцеляриях Петербурга занюханные жадные чиновники, которые своими руками толкали их в разные заманчивые антигосударственные общества. Их гнали под гипноз авантюристов, чтобы перевешать или заковать в кандалы, а потом на собственной же территории повторить позор Аустерлица и трагедию Бородина в Крыму под стенами великолепной крепости Севастополя. Вот всем этим эквилибристам тайных канцелярий и выгодно было прославлять очковтирателя в ранге великого полководца, которому ничего не значило положить под Москвою пятьдесят тысяч русских людей, чтобы потом сдать и сжечь Москву, духовное сердце всей России.

Да, генерал Раевский, этот образец русского гражданства и боевой доблести, отказавшийся после разгрома корсиканца от графского титула, был бельмом на глазу для этих поручиков Киже и унтеров Пришибеевых в генеральских мундирах.

   — Значит, получается, что Бородинское сражение со стороны фельдмаршала Кутузова было колоссальной липой? — сказал молодой человек в чёрном свитере.