Дело ясное, что дело тёмное

Пять часов в полицейском участке назвать трудными мало — они невыносимы. Сначала Пол козырял своим королевским разрешением на проведение независимого расследования, потом мы ждали, когда подлинность удостоверения проверят. Далее — допрос и его и меня, переросший в беседу со следователем. Пол объяснил: зачем к нему приезжала Эдита, а следователь — усатый оборотень с полными губами, — что удалось установить к тому часу.

Картина происшествия, в представлении полицейских Миргорода выглядела следующим образом: приятель потерпевшей заявился домой после работы — они повздорили. Тема для ссоры оказалась стандартной для последнего года их совместного проживания: Эдиту необходимо отправлять учиться в город, а денег на проживания в мегаполисе у семьи нет. К тому же девчонка пропала, и женщина переживала из-за этого, хоть и прочитала записку, оставленную дочерью.

Мужчина ушёл, выпил в местном баре и вернулся обратно. Вот тут-то и обнаружил свою возлюбленную бездыханной. Вызвал медиков, а они в свою очередь, когда установили смерть — полицейских. Отчима повязали, и если бы не явление Пола в участок, то предъявили бы ему обвинение — им «глухарь» не нужен, а мужчина уже «на карандаше» из-за его прежде разгульной и совсем нечестной жизни. Как объяснил следователь, муж мамы Эдиты смог уйти от наказания несколько лет назад лишь по чистой случайности — доказать его причастность к делу не сумели. Он так и остался свидетелем, хотя все точно знали, что он участник преступных деяний.

Слушая полицейского, я диву давалась от простоты решения обвинить человека в правонарушении или отпустить. Понятно же, что оторвать животную половину от оборотня отчим не смог бы — знаний маловато, сил — тоже, — но миргородская полиция упорно не желала вдаваться в подробности и вникать в особенности происшествия. И сам собой в голове возник вопрос: сколько таких же «закрытых» наскоро дел по стране? О жертвах мы и не узнаем теперь! Или узнаем?

Ладно, Пол в это влез с головой, ему и рулить ситуацией.

В довершении всего на полицейский участок началось паломничество журналистов, бравших интервью у всех подряд. Но основными жертвами сего нашествия стали: Пол и главный следователь.

Всё это время я обреталась где-то рядом с Щукой и мне тоже совали под нос микрофоны и сыпали вопросами. Их разброс составлял триста шестьдесят градусов, а точнее — от предположений мести моей семье, до уверенных доводов о нашей с Полином интрижке.

Я молчала, желая провалиться сквозь землю, а кудесник затыкал рот ответами на всех фронтах.

Тяжело пришлось и главному следователю по делу. Он отговаривался расплывчатыми фразами, потел, постоянно натирая лысину платком, и щурил маленькие, карие глазки от вспышек фотообъективов. Я готова была дать руку на отсечение, что мысленно мужчина проклинал и знаменитого страховщика, и меня, и Эдиту, и её отчима за то, что из штатного, почти бытового дела, коим он желал представить смерть женщины, на его глазах разворачивалась сенсация, а он становился её частью.

Толи от всеобщего внимания; толи из-за внештатной ситуации; толи на самом деле разрешение на ведение расследования, представленные магом, имеют серьёзный вес; толи перечисленные факторы вкупе так повлияли на главного следователя, — предполагать не берусь, — что полицейский разрешил Полу побеседовать с отчимом Эдиты в его присутствии.

Отчимом оказался мужчина среднего возраста, рослым, с проседью в пышной шевелюре. Обычный оборотень по виду, если бы его не глаза — бегающие из стороны в сторону, вороватые. Когда его взгляд после вопроса Пола об отношениях между ним и братом жены остановился почему-то на мне и замер, то я испугалась — сама не знаю чего.

Пол тоже заметил недобрый взор подозреваемого и попросил меня подождать в коридоре. Я счастливо вздохнула и удалилась.

Допрос проводился за закрытыми дверьми, а мне пришлось стать мишенью для видеокамер и фоном репортажей, которые каждый из журналистов записывал тут же — в узком коридоре. Хорошо, что полицейские выставили пост и даже рьяным газетчикам, а также представителям других средств массовой информации не удавалось пройти дальше «живого кордона». Я же постаралась абстрагироваться, что успешно получилось.

Спустя час Пол вышел и, подхватив меня под руку, шепнул:

— Нас проводят через другую дверь, где нет толпы журналистов. Улыбайся мне, дабы картинка получилась красивая: не стыдно было увидеть её во всех газетах на первой полосе и в вечерних «Новостях». Скажи что-нибудь приятное или сделай вид, что произносишь ласковые слова. Общественность не должна остывать к этому делу. Я рассчитываю, что пусть даже интерес к гибели стольких людей стихнет или вообще исчезнет, превратившись в рутину убойного отдела, то светские хроники заставят людей дольше полоскать тему убийств в средствах массовой информации. Помоги мне, пожалуйста. Преступнику должно стать неуютно от всеобщего внимания.