Читаем «Дело» Нарбута-Колченогого полностью

В 1921 году в тогдашней столице Советской Украины – в Харькове – Нарбут руководил Радиотелеграфным агентством Украины (РАТАУ). В июне он впервые посещает город Николаев, эта командировка носила инспекционный характер. В городе до революции издавалось 17 частных газет, а в годы гражданской войны они почти все закрылись. Осталась одна – «Красный Николаев». Нарбут должен был «уговорить городской совет» наладить выпуск новых периодических изданий.

К приезду высокого гостя «готовят подарок» – публикуют в газете подборку его ранних стихов. Поэзия ещё та. Она вызывала растерянность и заставляла читателей морщить лоб:

Щедроты сердца не разменяны,и хлеб – всё те же пять хлебов,Россия Разина и Ленина,Россия огненных столбов!Бредя тропами незнакомымии ранами кровоточа,лелеешь волю исполкомамии колесуешь палача…Здесь, в меркнущей фабричной копоти,сквозь гул машин вопит одно:– И улюлюкайте, и хлопайтеза то, что мне свершить дано!А там – зелёная и синяя,туманно-алая дугавосходит над твоею скинией,где что ни капля, то серьга.Бесслёзная и безответная!Колдунья рек, трущоб, полей!Как медленно, но всепобеднаяточится мощь от мозолей.И день грядёт – и молний трепетныхраспластанные веерана труп укажут за совдепами,на околевшее Вчера.И Завтра… веки чуть приподняты,но мглою даль заметена.Ах, с розой девушка – Сегодня ты! –обетованная страна.

Всё вроде бы правильно, идеологически выдержано, но… что-то не так. Запутано. Не похоже на пролетарскую поэзию. Нет лобовых эмоций. Редактор «Красного Николаева» Яков Вельский в разговорах с местными партийцами разводит руками: «Ничего не поделаешь… начальство сочиняет».

За два года газета опубликовала 14 нарбутовских стихов из разных сборников. В 1924-м, после выхода его стихотворения «Чека», в сатирическом журнале «Бурав» появился анонимный фельетон: «Декадентское клеймо на теле коммуниста». Безымянный автор цитирует Владимира Нарбута и говорит об опасном контексте «буржуазной куртуазности стиха». Поэтическая рефлексия московского чиновника настораживала провинциальных эстетов, но… куртуазности в его поэзии не было.

Николаю Гумилёву принадлежит ёмкая и точная характеристика поэтических текстов Нарбута. Есть смысл привести её полностью: «…Владимир Нарбут возненавидел не только бессодержательные красивые слова, но и все красивые слова, не только шаблонное изящество, но и всякое вообще. Его внимание привлекало всё подлинно отверженное, слизь, грязь и копоть мира… Это галлюцинирующий реализм».

А в стихотворении «Голод», написанном в 1921 году в Харькове, он пропустил через себя страдания всего народа. Красочное, но в тонах ужаса и сочувствия, произведение – скорбная песнь о происходящих событиях. Поэт воздерживается от оценочных суждений, он передает свои чувства через многозначительные образы:

А это кто? Не человек, а тень, –Мертвец, шатающийся по деревне!Краснея, веки подымает день, –И день и ночь не размечают певни…Какая жуть! Какая тишина!

В последний раз Владимир Иванович Нарбут прибыл в Николаев, чтобы выполнить личное поручение Льва Троцкого – разобраться с убийством сельского корреспондента Григория Малиновского. Следствие по делу закончилось быстро. Убийца журналиста явился с повинной в прокуратуру. Им оказался родной брат жертвы – Андрей Малиновский. Как писала газета «Красный Николаев», его «заставили совершить преступление кулаки, окопавшиеся в Дымовском сельсовете… 23 октября 1924 суд под председательством тов. Гельфериха установил личности организаторов убийства и приговорил всех к расстрелу».

Городская печать по инициативе Владимира Нарбута «провела большую кампанию за обуздание тёмных элементов деревни…».

А уже в 1922 году он переезжает по вызову Москвы в столицу и с 1923 года работает там в секретариате ЦК ВКП(б), где заведует подотделом, курирующим непериодическую печать и художественную литературу. К той же художественной литературе относится, кстати, и он сам, практически сразу же после выхода из деникинской тюрьмы начавший опять писать свои, ни на чьи не похожие, стихи. Такие, как написанное им в 1920 году стихотворение «Рассвет»:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное