Читаем «Дело» Нарбута-Колченогого полностью

Неким «программным» обобщением, квинтэссенцией антинарбутовской литературоведческой кампании, можно считать словарную статью о Нарбуте в Литературной энциклопедии, выходившей под редакцией В.М. Фрише в 1929-1935 годов. Здесь поэт представлен как «сын помещика», воспевавший «все твари божие» вплоть до «погани лохматой», за «фетишизацией предметов» скрывавший «апологию капиталистического строя, характерную для всего творчества акмеистов». Его стихи революционной тематики, по безапелляционному мнению составителей энциклопедии, это «общее славословие революции, облечённое в выспренные, евангелические тона», а новые стихи 1930-х гг. характеризуют «перегруженность физиологизмом, тенденции к подмене социальных явлений биологическими». Отсюда и итоговый приговор: «подлинной мировоззренческой перестройки Н[арбут] не произвёл».

А между тем большинство его новых стихов принадлежит к жанру так называемой «научной поэзии», теорию которой он активно разрабатывает, опираясь на опыт французских поэтов конца XIX – начала XX веков: Рене Гиля, Рене Аркоса и Эмиля Верхарна, а также русского поэта Валерия Брюсова. Однако, в отличие от них, Нарбута привлекает не так космическо-философская проблематика, как описание конкретных изобретений человека на земле – этому посвящены такие его стихотворения как «Железная дорога», «Шаропоезд», «Лесозавод» и «Пуговица». Работе человеческого организма и людским болезням посвящены такие его стихи как «Сердце», «Еда» и «Малярия», а подробному описанию профессий посвящены «Садовник» и «Бухгалтер», при этом стихотворение «Бухгалтер» довольно длинное, практически целая поэма, которая даёт подробную характеристику новой поэтической манеры Владимира Нарбута:

Мне хина заложила оба уха,Навстречу мне, разгорячён и сед,Встаёт из-за разбухшего гроссбухаБухгалтер, сумасброд и домосед.Приподымаясь, раздувает шею.Обсерваторией – очки и нос.…Я чувствую: мельчаю, хорошею,Я – мальчик!Начинается гипноз…‹…›…Тут Дон Кихот, на рысаке, во двор.Вот кто бухгалтер!К стремени – останься.Я – Санчо Панса твой, я – счетовод.Но растопырив ноги (для баланса)На все четыре:Подпереть живот.Морщинистый и долгошеий лебедь –Выкатывает Дон Кихот кадык:Неиссякаем благородства дебит:Копьё пером должно разить владык……Я выпростался, я подрос.Я – юноша.Зря времени, советую, не трать,Пока пленёнЛюбовью-опекуншей,И разбухает с лирикой тетрадь.‹…›…Мне революция из революций(«Война войне!») гранатой тычет в нос.Мужчина я.Нули не оторвутсяОт единиц, рассеявших гипноз!..…Где Росинант?Надежная пехотаСвой закрепила шаг.В дому – бюджет…Бухгалтер!Что в тебе от Дон Кихота,От Агасфера, старца без манжет?Уж не лазурый светит взор, а карий.Уж подбородок, как яйцо, обрит.Ты – человек из наших канцелярий,А не гротеск, фантазии гибрид…‹…›…Так, хорошея (И без оперенья)За чашкой чая с блюдечком варенья,Преодолев лирический испуг,Читай, бухгалтер, вслух стихотвореньяИз книги, называемой Гроссбух.

Весь цикл называется «Под микроскопом». В нём Нарбут стремится к научной объективности, стараясь избегать лирического отношения к изображаемому (что не всегда ему удаётся), опираясь на свой прежний позитивистский опыт. «Микроскопа пушечная проба преподносит и тебе микроба, – пишет он. – До сих пор был для тебя потерян этот мир, достойный мир бактерий. До сих пор с тобою, пролетарий, мы ходили только в планетарий, толковали о движенье в небе и почти не знали об амебе…»

Стихи эти отчасти несколько коробят своей дисгармоничной громоздкостью, непоэтическим натурализмом. Но это было модным тогда направлением. Научной поэзией увлекался и Максимилиан Волошин, и Велимир Хлебников. Нарбут же был за эти стихи изруган и заклеймён за «насильственное штукатурство заблудившегося и в поэзии, и в нашей действительности интеллигента», как выразился ярый партийный критик Валерий Кирпотин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное