«Дело» Нарбута-Колченогого

«В период широкомасштабных чисток, – писал исследователь колымской истории Александр Михайлович Бирюков, – В.И. Нарбут был исключён из партии, как указано в «Литературной энциклопедии» издания 1934 года, «за сокрытие ряда обстоятельств, связанных с его пребыванием на юге во время белогвардейской оккупации». А через десять лет, в 1938 году, в Магадане под пером оперуполномоченного 4-го отделения УГБ УНКВД сержанта ГБ Александра Васильевича Мохова формулировка исключения Нарбута из партии существенно трансформируется: «Исключён за сокрытие данных о службе в деникинской разведке в 1919 году».

Жизнь безжалостно обошлась как с Воронским, так и с Нарбутом, вовлёкшими друг друга в жестокую беспощадную полемику, которая привела обоих её участников к одинаковому результату.

Воронский был арестован 1 февраля 1937 года. Обвинённый в создании подрывной террористической группы, готовившей покушения на руководителей партии и правительства, он 13 августа 1937 года был приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания. В лагерях оказались также его жена и дочь.

В роковом 1936 году Владимир Нарбут работал над составлением альманаха памяти своего друга Эдуарда Багрицкого, скончавшегося 16 февраля 1934 года. В это время произошло непоправимое – в ночь с 26 на 27 октября 1936 года по обвинению в пропаганде «украинского буржуазного национализма» Нарбута арестовали.

Вроде бы логически этот арест был связан с чередой обрушившихся на него после переезда в Москву личных несчастий и общественных неприятностей: потеря поэтического голоса, политические синяки, полученные в литературной борьбе, исключение из партии (“за сокрытие ряда обстоятельств, связанных с его пребыванием на юге” – формулировка “Литературной энциклопедии” 1934 года издания, и более жёсткая формулировка “за недостойное коммуниста поведение во время ареста деникинской контрразведкой в 1919 году” – так было написано в протоколе допроса 27 октября 1936 года), отстранение его от должностей и обязанностей… Но за что всё-таки он был арестован – понять было невозможно.

(Хотя в ближайшем окружении Нарбута, наверное, всё-таки знали истинные причины всех его несчастий, однако для всех остальных реальность сливалась с поэтическими образами.)

О той страшной ночи в квартире № 17 дома 15 по Курсовому переулку расскажет нам Серафима Густавовна Нарбут. Это её рукой была сделана в 1940 году карандашная запись в школьной тетрадке без обложки:

«Стук в дверь. Проснулся Володя, разбудил меня. Кто там? Проверка паспортов!! Что-то натянули на себя, открыли дверь: человек в форме НКВД, штатский, Костя. Даю свой паспорт, не смотрят. Обращается (в форме НКВД) к Володе:

– Ваш!

У меня закрываются глаза от желания спать, опять был разговор с Володей перед сном – неприятный, что мы должны разойтись…

Вижу – Володя даёт свой паспорт, и ему протягивают бумажку.

Всё прошло – сон, нехорошие мысли, лень – покажите мне!

– Он видел…

(Мама?)

– Ордер на обыск и арест.

С этого дня – 26 октября (27-го) кончилась одна жизнь – и началась другая. Всему был конец.

Тогда я этого не понимала. Я как во сне, честное слово, как во сне шла к Лиде в 5 ч[асов] утра после обыска, без мыслей, тупо бежала по улицам рассказать о чудовищном сне – Володю арестовали.

Уходя он вернулся – поцеловал меня. Заплакал – я видела последний раз его, покачался смешной его походкой на левый бок, спину в длинном синем пальто.

И всё…»

Потом было то, что сегодня младшие отчасти знают из «Реквиема» Ахматовой, а старшие – помнят по своей жизни. Стояние в очередях на Кузнецком, 24 и под стенами тюрем с передачами. Отказы в свиданиях. Ожидание приговора.

Еще одна запись Серафимы Нарбут: «25 июля мне сказали приговор – 5 лет. Шла по лестнице, мне стало плохо – я упала».

Лидия Густавовна, вдова почитаемого всеми поэта Багрицкого, ещё отчаянно пыталась что-то поправить. Она отправилась на Лубянку, требуя «правды» и «справедливости», чтобы спасти мужа своей сестры Симы, её пригласили зайти в кабинет, и оттуда она вышла… только через семнадцать лет.

В следственном деле № 10746 (тогдашний номер) ордера на арест Нарбута… нет. У арестованных в ту же ночь И.С. Поступальского, Б.А. Навроцкого, П.С. Шлеймана (Карабана) и П.Б. Зенкевича, у всех его будущих подельников ордера есть – подписанные (предположительно) зам. наркома Аграновым – №№ 8877, 8878, 8879 и 8881. А ордера на Владимира Нарбута – нет. Так может быть, его ордер как раз и имел номер – 8880?..