«Дело» Нарбута-Колченогого

Кое-что в процессе обыска наверняка было изъято, и в том следственного дела подшит документ, удостоверяющий, что паспорт Нарбута В.И. (МХ № 627273, выданный 5 отд. милиции г. Москвы 10.04.36), его профбилет, членский билет Союза советских писателей и служебный пропуск в ЦК ВКП(б) были уничтожены, о чём и составлен надлежащий акт. Пропуск в ЦК наверняка был давно просрочен – вопрос разве что в том, зачем нужно было его изымать? Но ведь изъяли и уничтожили по тому же акту у Шлеймана военный билет, хотя тот уже был снят с воинского учёта.

Все эти “мелочи” (отсутствие ордера и протокола обыска) можно было бы и проигнорировать, но есть в деле Нарбута ещё одна “заморочка”, которая заставляет отнестись к ним с особым вниманием. А заключается она вот в чём. Пройдут долгие восемь месяцев, и дело в июле поступит на рассмотрение Особого совещания в Москве, которое определит каждому из обвиняемых по пять лет заключения в исправительных трудлагерях за «К.Р.Д.» (мы теперь грамотные, знаем, что «К.Р.Д.» – это «контрреволюционная деятельность», и что просто пять лет – намного много лучше, чем «десять без права переписки») и исчислит начало срока у четверых (Зенкевича, Шлеймана, Поступальского и Навроцкого), как и полагается, со дня ареста, с 27 октября 1936 года, а у Владимира Ивановича Нарбута – почему-то только с 11 ноября.

Что же получается? Что он 27 октября арестован не был, а где и в каком качестве находился в течение двух недель, в то время как остальные “парились” в тюрьме особого назначения, неизвестно – так, по крайней мере, значится в личном деле заключённого Зенкевича.

В начале 1929 года Воронский, редактор первого советского “толстого” журнала “Красная новь”, руководитель книгоиздательства “Круг” и творческого объединения “Перевал”, был исключён из партии и осуждён к 3 годам заключения в политизоляторе за троцкистскую деятельность. После вмешательства в процесс Серго Орджоникидзе и дополнительного допроса, проведённого Емельяном Ярославским, данная мера наказания была заменена Воронскому на ссылку в Липецк. Впоследствии он был даже восстановлен в партии (но отнюдь не на руководящих издательских должностях), а 1 февраля 1937 года был снова арестован, сначала по обвинению в антисоветской агитации и участии в антисоветской организации: от принадлежности к троцкистской оппозиции Воронский ни в 1929-м году – по-рыцарски, ни в 1937-м – уже обречённо, не отрекался. Затем обвинение ему будет перепредъявлено: в нём появится злодейский пункт 8 ст. 58 УК РСФСР: «терроризм». 13 августа Военная коллегия Верховного суда Союза ССР приговорила его к расстрелу, и приговор в тот же день был приведён в исполнение. А Нарбут в это время ещё дожидался своего этапа на Колыму с едва ли не минимальным сроком лишения свободы.

Может быть, и тут за него кто-то заступился?

Ценой такого заступничества могло стать только согласие Владимира Нарбута на сотрудничество со следствием, проявленное на допросе уже 10 ноября. Нарбут признал не только “родственно-бытовые” связи с Поступальским (Серафима Густавовна Нарбут была родной сестрой Лидии Густавовны Багрицкой, ставшей к тому времени женой Поступальского), но ещё и то, “что моя связь с Поступальским была политической, что эта связь была обусловлена общностью наших антисоветских взглядов; что такой же общностью антисоветских взглядов была обусловлена устойчивость группирования вокруг Поступальского некоторых литераторов”.

Это были первые признательные показания, зафиксированные следствием в деле Поступальского и его группы.

После чего искусный Н.X. Шиваров, главный «специалист по литераторам» тогдашнего НКВД, старший лейтенант ГБ и помощник начальника 6 отделения секретно-политического отдела (СПО) ГУГБ, предъявил Владимиру Нарбуту официальное обвинение в совершении преступлений, предусмотренных п.п. 10, 11 ст. 58 УК РСФСР.

И.С. Поступальский, 1907 года рождения, уроженец города Ленинграда, сын врача, беспартийный, образование незаконченное высшее, литератор, поэт-переводчик, критик и историк литературы, нештатный редактор издательства “Художественная литература”, будет подробно допрошен уже на следующий день после ареста, 28 октября 1936 года. А Нарбут, судя по протоколу допроса, начнёт давать свои признания 20 ноября 1936 года:

«…Членами антисоветской группировки литераторов, о которой я говорил в своих предыдущих показаниях, являлись: Поступальский (…) он являлся организатором группы; Шлейман – он же Карабан, Павел Соломонович, переводчик с украинского, и я – Нарбут. Связан с группой был Зенкевич, переводчик с украинского.

Вопрос: Когда и каким путём вы вошли в эту антисоветскую группу?

Ответ: В антисоветскую группу Поступальского меня вовлёк Шлейман-Карабан в конце октября 1935 года, пригласив меня к себе якобы на товарищескую вечеринку (…).

Вопрос: Какие именно вопросы обсуждались на сборищах группы?