«Дело» Нарбута-Колченогого

Через три с половиной месяца после того, как из Киева были получены показания об украинских литераторах-националистах, Владимир Нарбут всё-таки расскажет о них кое-что если и не преступное, то предосудительное:

«М[ыкола] Бажан, поддерживая взгляды Поступальского, высказывал [в мае 1936 года], что на Украине писателей затирают, что именно там настоящие писатели, а их не ценят в стране. Говорил о необходимости борьбы за национальную независимость (…) и что для нас украинцев – настоящих писателей – нужды нет в Союзе писателей. Бажан, намекая, высказывал недовольство руководством ВКП(б) литературой.

Вопрос: Известны ли вам связи Поступальского с украинскими националистическими поэтами и литераторами?

Ответ: (…) Мне известно только, что Поступальский является хорошим знакомым украинского поэта Рыльского, Поступальский неоднократно встречался с Рыльским в Москве и в период своей поездки в Киев…»

Проанализировав ставшие доступными в последние годы цифры расстрелянных по «Дальстрою» заключённых, Александр Бирюков сделал вывод: «За 11 месяцев – с 16 декабря 1937 года по 15 ноября 1938 года – Тройка УНКВД по «Дальстрою» рассмотрела 10743 дела (сохранилось 70 протоколов её заседаний). Сохранились и первые экземпляры актов расстрелов, произведенных в период с 20 декабря 1937 года по 8 октября 1938 года. В этих актах 5801 фамилия.

Документально подтверждённый расстрельный итог выполнения приказа № 00447 на территории «Дальстроя» составляет, таким образом, более восьми тысяч человек (назвать абсолютную цифру пока не представляется возможным, т. к. из 2428 расстрельных постановлений, вынесенных первой Тройкой, не все были приведены в исполнение). Подсчёт лиц, осуждённых первой и второй Тройками по “второй категории”, т. е. к заключению в исправтрудлагерь на срок от восьми до десяти лет, не производился. Но, видимо, и тут счёт нужно вести на тысячи… А оттого общий итог начатой наркомом Ежовым операции на территории «Дальстроя» может вылиться в 11-12 тысяч человек.

Лагерь

Такие вот объятия готовила Колыма Нарбуту и его подельникам поздней осенью 1937 года».

А 23 июля 1937 года постановлением Особого совещания при НКВД СССР Владимир Нарбут был осуждён на пять лет лишения свободы по статьям 58-10 и 58-11 УК РСФСР. Он обвинялся в том, что входил в группу «украинских националистов – литературных работников», которая занималась антисоветской агитацией. Руководителем группы следствием был назначен, то есть – объявлен И.С. Поступальский. Помимо Нарбута, в группу якобы входили переводчики П.С. Шлейман (Карабан) и П.Б. Зенкевич, а также литературовед Б.А. Навроцкий. Осенью он был этапирован в пересыльный лагерь под Владивостоком, а в ноябре – транспортирован в Магадан.

Поступальский и его подельники вошли в 135-ю тысячу заключённых «Севвостлага». У Нарбута, отправленного на Колыму несколько позднее, личное дело имело № 141518.

В 1937 году на Колыму проследовало 14 этапов, доставивших 40165 человек. К концу года общее число привезенных на Колыму з/к, начиная с июня 1932 года (первый этап – 2066 человек, это также к вопросу о темпах освоения), превысило 145 тысяч человек.

Ещё более высокими темпами Колыма “заселялась” в следующем году: 17 этапов доставили 70422 з/к. Но рекордным, несмотря на то что ещё 17 ноября 1938 года было принято постановление СНК и ЦК ВКП(б) “Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия”, остановившее разгул “ежовщины”, был для Колымы 1939-й год – более 78 тысяч человек! Объясняется это, видимо, тем, что хотя бериевская “оттепель” и повлекла прекращение определённого числа следственных дел и даже освобождение нескольких десятков тысяч уже осуждённых, но их общее количество было несоизмеримо большим и где-то их надо было размещать. А где, как не на Колыме? Тем более, что она приближалась в тот момент к своему рекордному за все годы существования производственному показателю – 80 тонн добытого золота, а потому настойчиво требовала свежей рабочей силы.

В сталинском лагере. Зэки

По-разному сложились в дальнейшем судьбы друзей, угодивших в жернова ГУЛАГа, писал Александр Бирюков. Счастливее других оказались Поступальский и Шлейман – им удалось дождаться освобождения. Умерли, находясь в колымских лагерях, Зенкевич и Навроцкий. А самая трагическая судьба выпала на долю Нарбута. Растянувшееся более чем на год мучительное следствие, ожидание того, как решится его судьба, а затем утомительно долгий этап ещё более усугубили состояние его здоровья.

Нары в бараке

Арестован он был по делу переводчиков украинской прозы (а он стал таковым) вместе с Павлом Зенкевичем (однофамильцем поэта), Игорем Поступальским и Шлейманом-Карабаном. (Последний вернулся из концлагеря в хрущёвские годы и рассказал, что Нарбут погиб, упав с катера в ледяное море, когда их перевозили с материка на Колыму. Ещё он рассказал, что их, четверых, посадили по доносу Бориса Турганова, тоже переводчика с украинского, между прочим, одного из персонажей знаменитой “Иванькиады” Войновича.)