Дело о безутешном отце

– Не знаю, – мужчина сплюнул кровью. – Мне показалось… Что он не верил, что переживет ночь. Это была его последняя просьба.

– Хорошо, почти закончили. Скажи только, вы должны были убить всех?

– Нет. Всех, кроме… – подручный закашлялся. Полковник крутанул нож на ладони и недобро прищурился:

– Кроме кого?

XIV

19 октября 1880 года, ночь, Санкт-Петербург, Большая Морская улица.

Заботливые руки не дали ему упасть. Корсаков схватился за незнакомца, ощутив под руками бархат платья.

– Это я. Бежим, – шепнула ему на ухо Амалия.

– Корсаков! – грозно окрикнул его из-за спины Нораев.

– Не слушай его, – умоляюще попросила Амалия и потянула Владимира дальше в темноту. Она двигалась поразительно быстро, словно не боясь споткнуться о предмет мебели или наткнуться на препятствие. Щелкнул замок. Амалия остановилась, а затем захлопнула дверь за ними, увлекая Владимира вглубь дома. Здесь уже горел свет – похоже, что светильники лопнули только в комнате с зазеркальем.

– Стой, – попытался остановить её Корсаков. – Зачем мы бежим?

– Разве ты не понимаешь? – не останавливаясь бросила Амалия. – Это он. Дух, который мы призвали. Он пришел за мной в теле Решетникова.

– Я догадался.

Они влетели на половину для прислуги. Роскошные парадные и хозяйские комнаты уступили место тесным коридорам и комнаткам, вызывающим приступы клаустрофобии.

– А куда, как ты думаешь, он делся, когда твой жандарм убил его оболочку? – поинтересовалась Амалия, наконец-то остановившись и прислушавшись, не преследуют ли их. Сердце Корсакова неприятно заныло.

–Ты явно слишком смышлён, чтобы сунуться сюда без защиты, – повернулась к нему Амалия. – А вот жандармы…

– Я дал поручику защитный амулет, – сказал Владимир.

– Это тот мальчик? – в устах Амалии такое обращение к их с Корсаковым ровеснику звучало забавно. – Что ж, допустим. Тогда дух либо должен был вернуться обратно в останки баронессы, либо…

– Вселиться в Нораева, – прошептал Корсаков.

– Восхитительно, потусторонняя тварь в жандармском начальнике, – фыркнула Штеффель, прислонившись к стене. Она переводила дыхание. – Нам с тобой нужно срочно выбраться из этого дома, пока этот лже-Нораев не нашел меня.

– Но зачем ему это? И почему он не превратился в такую же безумную марионетку, как Решетников?

– Не знаю! Но я единственная, кто уцелел после ритуала, понимаешь? Думаю, существу, которое сейчас поселилось в жандарме, нужно это исправить.

Постольский и Нораев тоже выбрались в освещенную часть дома. Павел, подавив предательскую дрожь, облокотился на стену. На своего начальника он смотрел другими глазами: ротмистр был слишком спокойным, словно явление сошедшего с ума Решетникова с вытекшими глазами – это нечто обыденное и само собой разумеющееся.

– Что это было, Василий Викторович? – наконец нашел в себе силы спросить поручик. – Куда подевался Корсаков? И где госпожа Штеффель?

– Сейчас не время и не место для этих разъяснений, – покачал головой Нораев. – Идемте за мной.

Он быстрым шагом направился в парадную часть особняка, и Постольскому ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Они пересекли гостиную с подвешенным зеркалом и стопками книг, и вскоре оказались у главного входа. Ротмистр извлек из кармана униформы связку ключей, нашел нужный, и решительно повернул его в замке, заперев дверь. Затем он обернулся к подчиненному.

– Слушайте меня внимательно, поручик! Эта дверь теперь – ваш пост! Никто не должен покинуть дом, пока я не отдам такой приказ, понятно?

– Но… – неуверенно начал Павел.

– Поручик Постольский, смирно! – рявкнул Нораев, впервые за вечер повысив голос. Павел машинально вытянулся перед ним по струнке. – Старший по званию офицер отдал вам приказ! Вы завели привычку спорить с начальством?

– Никак нет!

– Никак нет… – выжидающе повторил Нораев.

–Никак нет, Ваше Высокоблагородие!

– Отлично. Если появятся Штеффель или Корсаков – вы не беседуете с ними, вы стреляете!

– Ваше Высоко… – начал было Павел.

– Отставить! Они будут пытаться запутать вас. Обмануть. Рассказывать всевозможные небылицы. Не слушайте их. Не верьте им. Они сейчас – ваши враги. Поняли?

– Так точно, – поручик попытался придать своему голосу уверенности, которой на самом деле не испытывал. Нораева, похоже, его ответ все-таки удовлетворил. Ротмистр развернулся и двинулся обратно во внутренние помещения. Постольский осмелился крикнуть ему вслед:

– Разрешите вопрос?

Нораев остановился и, не оборачиваясь, бросил:

– Один. Разрешаю.

– А что будете делать вы?

Нораев обернулся вполоборота. Его лицо было практически скрыто в полумраке, но на секунду Павлу показалось, что губы ротмистра растянулись в мрачной усмешке.

– Охотиться.

Нораев растворился в пустых коридорах, оставив Павла в одиночестве у дверей.