— Вы говорили о погашении долга на примерно девятьсот тысяч долларов — долга фирмы перед банком, доказательством которого являются долговые расписки, если я все правильно понял, подписанные только вами, как частным лицом, не так ли?
— Нет, сэр, не так. Это долговые расписки фирмы, подписанные «Кринстон и Нортон».
— Подписанные именем фирмы «Кринстон и Нортон», но под ними стоит подпись только Артура Кринстона, не так ли?
— Думаю, так, — ответил Кринстон. — В основном, делами фирмы, связанными с банковскими операциями, занимался я — то есть я подписывался под долговыми расписками за фирму, хотя в большинстве случаев на чеках расписывались мы оба. Нет, я хотел бы изменить только что сделанное заявление. Мне кажется, что документы в «Вилерс Траст энд Сейвингс Банк» были подписаны моим именем от лица фирмы, и таким же образом выписывались чеки.
— Вы отправились в дом к мистеру Нортону, чтобы обсудить с ним наступление срока выплат по этим долговым обязательствам, не так ли?
— Да.
— Тогда почему вы стали обсуждать шантажирование Фрэнсис Челейн экономкой? Как так получилось?
— Я не говорил, что экономкой, — закричал Кринстон. — Я сказал, что ее имя было упомянуто, как возможный вариант.
— Понятно, — сказал Мейсон. — Я ошибся. Отвечайте.
— Потому что деловые вопросы, относящиеся к этим долговым распискам, отняли всего несколько минут времени. Мистера Нортона очень волновало шантажирование его племянницы, и он настоял на том, чтобы отложить обсуждение дел и спросить моего совета по этому поводу.
— А почему ее шантажировали, как он считал? — поинтересовался Мейсон.
— Он думал, что это происходит из-за чего-то, что она сделала.
— Естественно. Он упомянул, что именно она сделала?
— Нет, не думаю.
— Он упомянул, что это могло быть?
— Он упомянул, что у нее неуправляемый характер, — внезапно выпалил Кринстон и закусил губу. — Секундочку. Я не хотел этого говорить. Я снимаю свое заявление. Не думаю, что он сказал подобное. Это моя ошибка.
— Ваша ошибка или вы пытаетесь защищать обвиняемую Фрэнсис Челейн? — спросил Мейсон.
Лицо Кринстона побагровело.
— Я стараюсь ее защитить гораздо лучше, чем вы! — воскликнул он.
Судья Маркхам постучал молотком по столу.
— Мистер Кринстон, суд уже один раз предупреждал вас. Теперь мы заявляем, что вы выразили неуважение к суду, и налагаем на вас штраф в размере ста долларов за выказанное неуважение.
Раскрасневшийся Артур Кринстон склонил голову.
— Продолжайте, — сказал судья.
— Обсуждали ли вы с мистером Нортоном что-либо еще, кроме вопросов задолженности банку, дел фирмы и возможности шантажирования его племянницы?
— Нет, сэр, — с явным облегчением сказал Артур Кринстон, потому что вопрос не касался шантажа.
Мейсон вежливо улыбнулся.
— Возможно, ваша честь, мне вы дальнейшем потребуется снова вызвать мистера Кринстона для продолжения перекрестного допроса, но в настоящий момент у меня больше вопросов нет, — объявил Мейсон.
Судья Маркхам кивнул.
— У вас есть вопросы к свидетелю? — обратился он к Клоду Драмму.
— Сейчас нет, — ответил заместитель окружного прокурора, — но если адвокат защиты оставляет за собой право вызвать этого свидетеля для продолжения перекрестного допроса, я оставляю за собой право задать ему несколько вопросов после перекрестного допроса.
— Вам будет предоставлено это право, — постановил судья Маркхам. — Продолжайте.
Клод Драмм драматично повысил голос:
— Я хотел бы пригласить мистера Дона Грейвса, — объявил он.
Дон Грейвс поднялся со своего места в зале суда и прошел вперед. Зрители оглядывались на него и перешептывались. Слушание дела об убийстве продвигалось очень быстро, что являлось необычным, а адвокат защиты, казалось, упускал много возможностей при перекрестных допросах. Однако те, кто знал Мейсона, не сомневались в нем, потому что его техника защиты в суде стала образцом среди адвокатов.
Было очевидно, что судья Маркхам заинтригован также, как и зрители. Время от времени он переводил задумчивый взгляд на спокойное и безмятежное лицо Перри Мейсона.
Дон Грейвс откашлялся и в ожидании посмотрел на Клода Драмма.
— Вас зовут Дон Грейвс и вы работали двадцать третьего октября сего года и некоторое время до этого доверенным секретарем мистера Эдварда Нортона, не так ли?
— Да, сэр.
— Вы находились вместе с мистером Нортоном вечером двадцать третьего октября?
— Да, сэр.
— Когда вы в последний раз видели его в тот вечер?
— Примерно в половине двенадцатого.
— Вы видели его до этого?
— О, да! Мистер Кринстон вышел из кабинета где-то в одиннадцать двадцать семь или двадцать восемь, и практически сразу же после ухода мистера Кринстона мистер Нортон вышел в приемную и заявил, что мне нужно съездить домой к мистеру Кринстону за какими-то документами.
— Что произошло потом?