— Насколько я понимаю, вы знаете о том, что Хар-мен Хаслетт погиб в море. И сейчас Стефен Гарланд и Джармен Дейтон прибыли сюда только с одной целью: разыскать вас. ©ни знают, что вы побывали в моей конторе, и полагают, что вы можете появиться у меня еще раз. Специально для того, чтобы сбить их со следа, я нанял женщину-детектива, дал ей соответствующие инструкции и пустил их по ее следу. Сейчас мы как раз вернулись из квартиры, где произошла довольно драматическая сцена. Адвокат по имени Дункан Ловетт привез с собой из Кловервилла свидетельницу, некую Максин Эдфилд, которая опознала в той женщине вас, сообщила, что вы с ней были подругами и вы рассказывали ей о своей любовной связи с Хаслеттом, что вы забеспокоились, когда Хаслетт начал охладевать к вам, и решили привязать его к себе, сказав, будто беременны. После этого Хаслетт, следуя указаниям Гарланда, внезапно уехал в Европу. Она также сообщила, что Гарланд послал вам тысячу долларов (стодолларовыми купюрами), и вы уехали из Кловервилла, чтобы начать новую жизнь. Она сказала, что вы не были беременны и этот трюк проделали ради того, чтобы заставить Хаслетта жениться на вас…
— Зачем же она так нагло солгала?
— Не волнуйтесь, — посоветовал Мейсон. — Я рассказываю вам это только для того, чтобы вы все знали. Потом мы с вами все обсудим… Итак, Максин Эдфилд опознала вас в женщине-детективе. Та была похожа на вас и к тому же получила от меня инструкции, как ходить, чтобы ее походка была похожа на вашу. Результат был довольно неожиданный. Максин заявила, что сказала правду. Утверждала, что женщина-детектив — это вы, Эллен Калверт, которая когда-то была ее подругой и которая поверяла ей все свои тайны. А потом, когда выяснилось, что она ошиблась, все другие ее показания тоже потеряли значение..; И вот вы сами приходите сюда. Если Гарланд и Дейтон все еще продолжают следить за моей конторой, они вас наверняка опознают.
— Ну и пусть! — заявила она. — Я больше не намерена скрываться. Я намерена бороться.
— Бороться? — спросил Мейсон. — За что бороться?
— За два миллиона для моего сына.
— Это что-то совсем новенькое, — заметил Мейсон.
— Женщина имеет право изменить свои намерения.
— А что именно заставило вас изменить намерения?
Элле>1
Эйдер открыла сумочку и вынула оттуда газетную вырезку.— Статья в «Кловервилльской газете». — И она протянула ему издание.
Мейсон взглянул на заголовок: «Недвижимое имущество Хаслетта оценивается в два миллиона долларов».
— Разве вы этого не знали раньше? — поднял он на нее глаза.
— Нет… Я знала только, что Хармен Хаслетт был главой фирмы и главным держателем акций, но я никак не думала, что дело может за двадцать лет так вырасти. Судя по всему, сейчас это довольно крупная фирма.
— Вы понимаете, что это будет значить для вас? — спросил Мейсон. — Если вы будете претендовать на наследство, вас обвинят в обмане и лжесвидетельстве, имя вашего сына будет склоняться в суде и… Он знает, что настоящая его мать — вы?
— Сейчас уже знает, — ответила она. — Я говорила с ним. Объяснила ему все как есть, и это оказалось много легче, чем я думала, потому что женщина, которую он считал своей матерью, неоднократно бросала ему в лицо реплики, которые вызывали у него подозрения.
Мейсон задумчиво посмотрел на нее.
— Возможно, вы очень и очень ловкая женщина, — наконец произнес он, — которая работает вкупе с молодым человеком — ведь миллионы Хаслетта стоят трудов.
— Значит, вы считаете меня авантюристкой?
Мейсон задумчиво сказал:
— Я просто не знаю, что и думать. Уж больно драматическим и странным получается это дело. В данный момент я не могу ничего утверждать. Я только высказываю свои сомнения. Не забудьте, что я больше не являюсь вашим адвокатом. Вы сами отказались от моих услуг. А сейчас пришли ко мне с довольно сложным планом операции. Вот я и высказал вам свои сомнения.
— Я не могу корить вас за это, мистер Мейсон, — ответила она. — Знаю, что вела себя глупо. Я бы должна была посоветоваться с вами.
— Ну что же, — вздохнул Мейсон. — В таком случае расскажите мне, как все было на самом деле. И имейте в виду, что я спрашиваю вас об этом не как ваш поверенный, а как человек, который должен решать, сможет ли он стать им или нет. Итак, что в вашем рассказе было правдой?
— Все… все, что я вам рассказывала, правда! — воскликнула она. — Просто кое-что я утаила.
— У вас был сын?