Дело опасной вдовы. Дело о бархатных коготках. Дело любопытной новобрачной. Дело о коте привратника

— Потому что, во–первых, не знаю, когда оно было совершено, а во–вторых, не могу ответить, где я был. Я боюсь, что сегодня я немного перепил. Сначала я был в обществе одной молодой особы, а расставшись с ней, закатился еще в пару кабаков. Когда собрался вернуться домой, проколол это проклятое колесо, я знал, что слишком пьян, чтобы самому его сменить. Я попробовал найти какой–нибудь открытый гараж, но дождь лил как из ведра. В результате я ехал и ехал на этом колесе, это долго длилось, довольно долго.

— Действительно, покрышка изорвана в клочья, — признал Гоффман. — Кстати, кто еще знал о завещании вашего дяди? Видел его кто- нибудь, кроме вас?

— Конечно, мой адвокат.

— У вас есть адвокат?

— Конечно. Что в этом странного?

— А кто ваш адвокат?

— Артур Этвуд.

Сержант Гоффман повернулся к Мейсону.

— Не знаю его. А вы, Мейсон?

— Конечно, знаю, я имел с ним дело несколько раз. Такой лысый тип. Он специализировался когда–то на делах о возмещении ущерба за нанесение телесных повреждений.

— Как получилось, что вы видели завещание в присутствии своего адвоката? — повернулся Гоффман к Гриффину. — Это довольно необычно, чтобы приглашали наследника вместе с его адвокатом и показывали им завещание.

Гриффин стиснул губы.

— Об этом вы должны будете поговорить с моим адвокатом. Я не хочу в это вникать. Это запутанное дело, и мне не хотелось бы его обсуждать.

— Хватит отговорок! — возмутился сержант Гоффман. — Говорите все как было! Быстро!

— Что это значит? — спросил Гриффин.

Гоффман повернулся к молодому человеку и посмотрел на него сверху вниз. Подбородок у него слегка выдвинулся вперед, в глазах внезапно появилась твердость.

66

— Это значит, Гриффин, — сказал он медленно и четко, — что этот номер у вас не пройдет. Вы пытаетесь кого–то укрыть или играете в джентльмена, одно или другое. Это вам не удастся. Или вы мне сейчас расскажете все, что знаете, или поедете с нами в полицию.

Гриффин сильно покраснел.

— Не слишком ли много вы на себя берете?

— Меня не интересует ваше мнение на этот счет. Речь идет об убийстве, а вы уселись в кресле и играете со мной в кошки–мышки. Итак, говорите быстро! О чем был тогда разговор и как случилось, что дядя показал завещание вам и вашему адвокату?

— Вы, надеюсь, понимаете, что вынуждаете меня давать эти показания?

— Понимаю, понимаю. Говорите.

— Я уже говорил вам, — начал Гриффин с видимой неохотой, — что дядя Джордж с женой жил не очень хорошо. Он считал, что она может потребовать развод, если ей удастся найти необходимый повод. У нас с дядей были кое–какие общие дела, и однажды, когда мы обсуждали их втроем с Этвудом, дядя неожиданно завел речь о завещании. Мне этот разговор был не очень приятен, но Этвуд подошел к этому как адвокат.

Гриффин обернулся к Мейсону.

— Думаю, что вам это понятно, правда? Вы ведь, кажется, тоже адвокат?

Гоффман не спускал глаз с лица Гриффина.

— Меньше обращайте на него внимание. Продолжайте.

— Дядя Джордж начал жаловаться на свою жизнь с женой, потом показал нам какую–то бумагу и спросил Этвуда как адвоката, будет ли иметь законную силу завещание, написанное им собственноручно, или в этом случае необходимы подписи двух свидетелей. Он сказал, что написал завещание, но боится возможности опротестования его, так как оставляет жене не слишком много. Он назвал сумму в пять тысяч долларов и добавил, что все остальное завещал мне.

— Значит, вы не читали завещания? — спросил Гоффман.

— Собственно говоря, нет. По крайней мере, в том смысле, что не изучал внимательно каждое слово. Я только взглянул на него и увидел, что оно написано дядиным почерком. Ну и слышал, что он сам говорил об этом. Этвуд прочитал его внимательнее.

— И что дальше?

— Это все.

— Нет, не все, — настаивал Гоффман. — Что было дальше?

Гриффин пожал плечами.

— Ах, дядя там еще что–то говорил, он может разговаривать часами. Я не особенно вслушивался.

— Когда вы прекратите эти увертки? Что он еще говорил?

67

Гриффин снова покраснел.

— Что хочет так устроить, — вспылил он, — чтобы его жене ничего не досталось, если с ним что–то случится. Еще сказал, что совершенно не удивился бы, если бы она сделала попытку отправить его на тот свет и завладеть его состоянием, убедившись, что не получит достаточной суммы в результате развода. Теперь вы знаете все. А вообще это не ваше дело, если вы хотите знать мое мнение. Заявляю, что рассказал все это под принуждением, и вообще мне не нравится, как вы себя ведете.

— Оставьте ваши комментарии, — оборвал его Гоффман. — Что ж, кажется, это объясняет ваши слова в тот момент, когда вы узнали об убийстве…

Гриффин прервал его, подняв руку вверх.

— Прошу вас, сержант, не возвращайтесь к этому снова. Если я даже что–то сказал, то только потому, что был пьян. Я не помню этого и совершенно так не думаю.

— Может быть, вы и думаете так, — вмешался Мейсон, — но вам прекрасно удалось…

Сержант Гоффман резко обернулся.

— Прекратите, Мейсон! Допрос веду я, вы здесь только зритель. Или вы будете сидеть тихо, или убирайтесь отсюда.