Дело побежденного бронтозавра

Однако до земли он так и не долетел. Ганцзалин, немыслимым образом изогнувшись, успел свободной правой рукой ухватить хозяина за ногу. Статского советника с маху ударило о вагон, однако он успел сгруппироваться и выставить руки, смягчив удар. Теперь он висел между небом и землей, висел над бешено несущейся под ним пропастью, слегка под углом, потому что скорость и ветер относили его в сторону.

— Держу! — проревел помощник, оскалившись от натуги. Ветер бил ему в лицо, на шее от усилия проступили жилы.

Загорский знал, что Ганцзалин лучше выпадет сам, чем отпустит его, — на этот счет можно было не беспокоиться. Однако он по-прежнему удерживал господина одной рукой, а второй изо всей силы уперся в стену, чтобы и его не выкинуло наружу. Удерживать одной рукой на полном ходу пять пудов, притом что сам ты едва ли весишь четыре, — дело нелегкое даже для такого железного человека, как Ганцзалин. Да еще эти пять пудов живые, они качаются, норовят выскользнуть и провалиться вниз — нет, долго им так не продержаться…

— Тащу! — прокричал китаец и титаническим рывком приподнял Загорского на добрый аршин вверх. Однако это было очень затратное усилие, статский советник понимал, что сил у китайца почти не осталось.

Мозг его работал лихорадочно. Еще один такой рывок — и Ганцзалин либо втащит его обратно в купе, либо вместе с ним вывалится наружу… Второй вариант его совершенно не устраивал.

— Стой! — крикнул Нестор Васильевич. — Не тащи!

— Я не могу вас держать так без конца! — прокричал китаец. — Еще пара минут — и мы оба свалимся вниз.

— Не свалимся, — отвечал Загорский, который, вися вверх ногами, старался уцепиться пальцами за какую-нибудь неровность, чтобы облегчить груз, который нес на себе помощник. Он, разумеется, владел китайским искусством легкости, позволявшим человеку субъективно уменьшать вес, но никогда не практиковал его в столь экстремальных обстоятельствах. — Ты слышал, сработало экстренное торможение! Сейчас мы остановимся, и ты спокойно втащишь меня обратно.

Так оно и вышло. Поезд неуклонно замедлял ход и спустя полминуты остановился окончательно. Помощник из последних сил втащил Загорского в вагон, и оба в изнеможении повалились на диван.

И в этот миг за спиной у них раздался мелодичный женский голос:

— Господа, что происходит?

Они оглянулись и увидели стоявшую в купе Анастасию, которая глядела на них с совершенно невинным видом.

— Что тут происходит? — повторила она, и черные глаза ее загорелись совершенно детским любопытством. — Что это был за звук, почему мы встали посреди дороги?

Несколько долгих секунд статский советник разглядывал барышню, потом спросил довольно хмуро:

— Позвольте узнать, где вы были? Мы уже подумали, что вы выпали из поезда…

Алабышева несколько нервно засмеялась: выпала? Почему они так решили? Тут взгляд ее упал на открытое окно. Ах, вот оно что, тогда все понятно. Все дело в том, что она сильно перенервничала. Пока они разговаривали в коридоре, ей сделалось нехорошо. Она решила открыть окно, чтобы впустить свежего воздуху. Однако открыла она его крайне неудачно, ей поцарапало палец. И она решила зайти в уборную и промыть ранку.

— В уборную? — удивился Нестор Васильевич. — Но как вы смогли незаметно пройти мимо нас?

— Я и не проходила, — отвечала барышня. — Да и зачем, у меня ведь есть своя уборная.

И она показала пальцем на стену, на которой висело большое зеркало.

Загорский только крякнул. Он подошел к стене, взялся за малозаметную ручку, дернул — это действительно оказалась дверь, ведущая в уборную.

— Издержки лишней роскоши, — заметил он. — У нас в купе такого нет. Но обрати внимание, Ганцзалин, это практически идеальный способ замаскировать дверь — просто повесить на нее большое зеркало. Человек воспринимает эту поверхность как стену и не думает, что она скрывает за собой еще одно помещение.

Алабышева засмеялась: так думают мужчины. Женщины же привычны к зеркалам, вделанным в шкафы и шкафчики, причем часто прямо в дверцы. Поэтому их такой примитивной маскировкой не обманешь.

— Женщину вообще обмануть довольно сложно, — согласился статский советник, — вот разве что сказать ей, что она немыслимо красива и признаться ей в любви. Этому обману почему-то почти все женщины верят с охотой.

— Ну а мужчины? — парировала барышня. — Разве мужчины в такое не верят?

— Не все, — отвечал Загорский. — Среди мужчин попадаются довольно отталкивающие экземпляры, которые об этом своем свойстве отлично знают. Впрочем, мы, кажется, отвлеклись…

Статский советник объяснил Анастасии Михайловне, что они твердо намерены найти убийцу Белоусова, если, конечно, он действительно убит и если убийца еще в поезде.

— А почему вы будете этим заниматься? — удивилась Алабышева. — Ведь вы дипломат.

— Вы уж слишком переигрываете, — сухо заметил Загорский. — Это Белоусову я представился как дипломат, но вы-то должны по меньшей мере догадываться, кто я такой.