Дело побежденного бронтозавра

Алабышева заморгала ресницами и отвечала, что она женщина и не разбирается в этих сложных мужских материях. Она только понимает, что господин Загорский состоит на важной государственной должности, а значит, уполномочен предпринимать любые необходимые шаги.

— К слову, о необходимых шагах, — голос Загорского сделался совершенно официальным. — Пока я буду заниматься всей этой историей, вам лучше не оставаться одной. Поэтому, вероятно, вам придется побыть некоторое время в нашем с Ганцзалином обществе.

— И ночью тоже? — барышня неожиданно зарделась.

Загорский поглядел на нее с изумлением. Ночью — в первую очередь, это ведь самое опасное время.

— Но прилично ли это? — заколебалась Алабышева.

— Это было прилично с Белоусовым, прилично будет и с нами, — отрезал Загорский. — Или вы думаете, что мы меньшие джентльмены, чем жандарм Белоусов?

— Почему жандарм, — залепетала барышня, — разве он говорил, что он жандарм?

С минуту, наверное, Загорский изучал барышню. Та слегка покраснела, но взгляд статского советника выдержала и глаз не отвела. Тот неожиданно усмехнулся и сказал, что для начинающего шпиона она держится очень недурно. Однако с убийством Белоусова дело зашло слишком далеко, и им придется хотя бы отчасти раскрыть карты. Он не спрашивает, с каким именно заданием послал ее во Владивосток его высокоблагородие полковник Лавров, однако сейчас ее задание может быть сорвано в любой момент. Если, конечно, она не станет следовать рекомендациям Загорского.

— В конце концов, мы делаем одно дело, хоть и в разных ведомствах, — веско произнес Нестор Васильевич. — Я действительно дипломат пар экселля́нс[3], однако иногда выполняю и кое-какие параллельные функции. Вы же, насколько я понимаю, до последнего времени ни к разведке, ни к контрразведке не имели никакого отношения. И потому с вашей стороны было бы разумно прислушаться к мнению опытного человека.

Он на миг умолк, ожидая, не скажет ли чего барышня, но та молчала и только глядела на него расширенными глазами.

— Вероятный убийца вашего спутника, как вы уже, верно, догадались, нам известен. Человек это опасный и бывалый, который, скорее всего, не остановится ни перед чем. Именно поэтому так важно сейчас слушать, что я говорю. В сложившихся обстоятельствах у вас есть два варианта действий. Первый: на ближайшей же станции сойти с поезда и телеграфировать Лаврову о случившемся. Надеюсь, у вас предусмотрен такой случай. Возможно, полковник велит вам возвращаться обратно, возможно, прикажет ехать дальше. Однако ждать ответа Лаврова я не могу, у нас с Ганцзалином свои дела. В этом случае, если полковник все-таки велит вам ехать дальше, вы двинетесь вперед на другом поезде без всякого сопровождения и охраны. Второй вариант: вы доверяетесь нам, и я гарантирую, что довезу вас до Владивостока живой и здоровой.

Он посмотрел на часы. До Пензы оставалось двадцать минут. За это время ей нужно будет принять решение.

— Благодарю вас, — сказала она тихим голосом. — Благодарю за ваше участие и готовность помочь чужой вам и незнакомой, в сущности, женщине.

Она по-прежнему смотрела на него широко раскрытыми беззащитными глазами, и у Загорского дрогнуло сердце. Ну какой из нее разведчик? Какого вообще черта Лавров вмешал ее во взрослые и смертельно опасные мужские игры? Да, он может довезти ее до Владивостока, но там им все равно придется расстаться. Кто будет опекать ее и охранять, кто будет подсказывать, как себя вести в сложных ситуациях? И это не говоря о том, что Шиманский, вероятно, пока не закончил своей охоты и может нанести удар в любой момент.

Все это мадемуазель Алабышева явственно прочитала в каре-зеленых глазах статского советника, и тем удивительнее был ее ответ.

— Что касается вашего предложения, — проговорила барышня, — то, вероятно, я поступлю так, как вы мне посоветовали. Я сойду в Пензе и телеграфирую известному вам человеку. Дальше я буду действовать в соответствии с тем, что мне будет рекомендовано. Засим, господа, прощайте.

Слова ее были совершенно недвусмысленны, им ничего не оставалось, как откланяться. Выходя из купе, Загорский бросил на Алабышеву быстрый взгляд — тонкая хрупкая фигурка казалась невыносимо одинокой и беззащитной.

— Все-таки надо присмотреть за ней, — сказал Нестор Васильевич Ганцзалину, когда они вернулись в свое купе.

Помощник скорчил рожу: до станции всего пятнадцать минут, стоит ли обременять барышню?

— Стоит, — отвечал статский советник. — Человека можно убить за пару секунд, так что все-таки присмотри.

— А вы чем займетесь? — спросил он.

— Поищу Шиманского, — отвечал Нестор Васильевич. — Тут два варианта. Он либо был в каком-нибудь из соседних вагонов, увидел, что я лезу на крышу, и решил сорвать стоп-кран, чтобы меня сбросило на землю…

— Либо?

— Либо остановил поезд, чтобы самому укрыться где-нибудь в леске, подождать, пока мы проедем, пешком часа за три добраться до станции и продолжить путь следующим составом. В любом случае поискать его стоит.

Ганцзалин, не говоря больше ни слова, кивнул и вышел в коридор.