Дело Саввы Морозова

И быстрым шагом пошел прочь, прочь от дома. Ника на миг задумалась – а не нужно ли ей пойти за этим хорошо одетым господином, чтобы узнать, где он живет, однако вспомнила, что Загорский говорил только о тех, кто следит незаметно. Пока она раздумывала, из-за ближайшего угла высунулась какая-то ловкая фигура и, подождав, когда господин с тростью отойдет подальше, направилась следом за ним.

Ника, не рассмотрев в сумерках даже лица, с ходу распознала в фигуре полицейского филера – этот тип ей был хорошо знаком, немало она таких повидала на Хитровском рынке.

Ну вот вам и первый топтун, подумала она себе. Надо будет телефонировать Нестору Васильевичу, доложить, что видела. Правда, рассмотреть филера она не успела, если не считать бороды. Но как же тогда его описывать? Да и точно ли он следит за Морозовым? Судя по всему, целью его является как раз господин с тростью. Но Савва Тимофеевич, наверное, с этим господином как-то связан, иначе не стал бы так на него кричать, на чужих так не кричат. Что ж, рискнуть, попробовать за ним проследить или сидеть рядом с Морозовым и ждать у моря погоды? Интуиция подсказывала ей, что надо идти за филером, именно там может случиться что-то интересное. К тому же Морозов в ближайшее время никуда не денется, наверняка будет дома сидеть. Эх, была не была!

Ника, стараясь держаться поближе к стенам домов, быстро двинулась за филером. Господин с тростью скоро повернул за угол, после небольшой паузы за ним последовал филер. Ника быстро добежала до угла, подождала пару секунд и тихонько высунула голову.

И очень вовремя. Господин с тростью уже исчез в переулке, а ищейка, осторожно оглядываясь, устремился за ним, стараясь держаться в некотором отдалении. Ника дождалась, пока в переулке скроется и филер, потом сама выскочила из-за угла и мягко, не торопясь, пошла следом.

Из опыта она знала, что главное – не попасться на глаза тому, за кем следишь. Остальным же до тебя и вовсе никакого дела нет. Даже если и заметят странное твое поведение, в худшем случае глазами проводят да плечами пожмут. Никто не станет кричать во всю ивановскую: глядите, шпион, никто не станет предупреждать клиента, что за ним следят. Идет за кем-то человек по пятам, значит, так ему надо, а остальное – не наше дело. Шпионаж – игра, и если ты в эту игру не вовлечен, то она чаще всего проходит мимо тебя.

Между тем на город наконец спустилась настоящая ночная тьма. Переулки были освещены слабо, от фонаря до фонаря не докричишься, зато следить за филером теперь стало совсем удобно.

Ника уже предвкушала, как проследит она за бородатым до самого его убежища, как телефонирует Нестору Васильевичу и между делом, как будто по-другому и быть не могло, расскажет, как в первый же день раскрыла она ищейку, который следил за собеседником Морозова, а то и, может, за самим Саввой Тимофеевичем.

– Прекрасно, – скажет довольный статский советник, – признаюсь, вы меня удивили. Вижу, что я в вас не ошибся. Почему бы нам в ближайшее же время не пообедать вместе?

Ну, последней фразы от него, конечно, не дождешься. Однако ж все остальное тоже было бы услышать очень приятно. Замечтавшись, Ника несколько поотстала от шпиона. Поняв, что тот, кажется, ушел дальше, чем на один поворот, она прибавила шагу. Она шла и шла, а филера все не было видно. Невольно она ускорила шаг, спустя несколько секунд с разгону выскочила из-за дома в наступающую тьму и остолбенела. В трех шагах от нее под фонарем лежал на спине филер и резко и часто всхрипывал. Из груди у него торчал нож.

Секунду Ника стояла остолбенев. Нет, живя на Хитровке, немало она видела и просто раненых людей, и готовых трупов, не это ее напугало. Ее ошеломило, что убили человека из сословия филеров, которые, как она знала по опыту, люди очень осторожные и ловкие и которые по самой своей профессии не предназначены к тому, чтобы их убивали. И однако, как сказал бы Загорский, факт был налицо.

Преодолев оцепенение, она бросилась к раненому. Тот часто и мелко, как рыба, захватывал воздух горлом, даже в слабом свете фонаря видно было, каким он стал серым. Темная вязкая жижа пропитывала его пальто, растекалась по холодному весеннему тротуару. Он скреб пальцами левой руки по земле, правой безуспешно пытался схватиться за рукоятку, вырвать из груди смертельное стальное жало. Ника не стала ему помогать, знала: как только нож вытащить, раненый тут же и отдаст богу душу.

– Кто вас? – спросила она, склонившись над ним пониже. – Кто?!

Но он только мелко и судорожно ахал ртом.

– Ар… ар…

Она встала на колени, склонилась над ним совсем низко, пытаясь услышать среди беспорядочных всхлипов умирающего одно-единственное верное, ясное слово. Слово это кипело, билось в окровавленных легких, но так и не могло подняться до губ.

Внезапно совсем рядом с ней раздался свисток городового, загремели тяжелые сапоги…

Глава шестая. Нравы Художественного театра

– Ар? – с недоумением переспросил Загорский. – Что еще за «ар»? Ты уверена, что это кусок какого-то слова?