Дело Саввы Морозова

Станиславский только руками развел: воля ваша, не возьму в толк, о чем речь. А речь, как оказалось, вот о чем. Жандармам сделалось известно, что в Московском Художественном театре имеются люди, скажем так, неблагонадежные, и даже более того, революционных воззрений.

– Помилуйте, какие там могут быть воззрения у актеров! – перебил его Станиславский. – Актеры – это существа природные, вроде собак и кошек, а много ли вы знаете собак или кошек с воззрениями, тем более – с революционными? На что их выдрессируют, то они и делают.

– А как же госпожа Андреева-Желябужская? – в свою очередь перебил его статский советник. – Она ведь далеко не собака и даже не кошка, а, насколько нам известно, социал-демократ, и даже более того – член партии большевиков.

Ах, Андреева! Ну, что касается этой дамы, то господин Загорский может прямо сейчас арестовать ее и даже посадить в Петропавловскую крепость, может пытать ее, рвать ей ногти раскаленными щипцами, может даже расстрелять – он, Станиславский, ни слова не скажет против и, может быть, даже станет аплодировать нашим доблестным жандармам.

Статский советник прищурился: это вы так говорите потому, что знаете, что ее сейчас в Москве нет. Ничего подобного, возразил режиссер, я так говорю, потому что Андреева, как та самая собака, покусала руку, которая ее вскормила.

– Вы под кормящей рукой разумеете Савву Морозова? – осведомился Нестор Васильевич.

Нет, не Савву, хотя она и Савву тоже цапнула. Но сейчас речь не о нем, а о Художественном театре. Кем бы она была без них? Рядовой домохозяйкой, обычной матерью семейства, простой женой действительного статского советника. Театр же…

– То есть вы с Немировичем? – перебил его Загорский.

Нет, не они, а театр, хотя и они, конечно, тоже… Одним словом, ее призрели, дали ей работу, обучили актерскому мастерству, сделали звездой, примой – хотя у них в Художественном театре все равны и прим тут нет.

«Если не считать Книппер-Чехову и твою жену Лилину», – подумал Загорский. Станиславский, споткнувшись о его внимательный взгляд, замолчал.

– Одним словом, – сказал он после небольшой паузы, – Андреева у нас больше не служит. При этом она еще и распускает о нас разные фантастические слухи, норовя побольнее ужалить театр.

– Какие же именно слухи распускает эта эксцентрическая дама?

– Самые дурацкие, – сердито отвечал Константин Сергеевич. – Она говорит, что у нас раскол, что дело падает, что я ухожу из Художественного театра и перехожу – подумайте только! – в Петербургский дамский театр.

– Это что за зверь такой? – изумился статский советник.

Оказалось, еще в конце 1904 года в прессе появились сообщения, что драматический театр Комиссаржевской реорганизуется в товарищество, которое составят ушедший из Художественного театра Савва Морозов, Максим Горький, сама Комиссаржевская и Андреева. Из-за двух последних театр и стал именоваться дамским.

– Но вы не собирались туда уходить?

– Нет, – с некоторой заминкой отвечал режиссер. – То есть я, возможно, что-нибудь у них бы поставил, но если и ушел бы, то никак не туда.

А куда же в таком случае ушел бы Константин Сергеевич? И вообще, почему он собирался куда-то уходить? Неужели из-за того самого раскола? И между кем и кем все-таки случился раскол? Не между основателями ли – Станиславским и Немировичем?

Все эти вопросы были заданы так быстро, что режиссеру понадобилось с полминуты, не менее, чтобы их осмыслить. Поле чего он решительно отвечал, что об уходе он не думал, что же касается раскола, то никакого раскола между ним и Немировичем никогда не было, а если и был, то все уже забыто.

– Так забыто или не было раскола? – не отставал статский советник. – Не понимаю, как можно забыть то, чего никогда не было.

Режиссер поморщился: откровенно говоря, у него сейчас совсем нет времени, ему надо идти репетировать с актерами…

– Подождет ваша репетиция, – не слишком вежливо прервал его Нестор Васильевич. – Я, господин Станиславский, настоятельно вам советую отвечать совершенно искренне. В противном случае я ведь отправлюсь допрашивать ваших актеров, а они, сами знаете, люди несдержанные на язык и такого про вас наговорят, что вы до конца дней не ототретесь. Так что уж лучше сами все расскажите – мой вам совет.

Станиславский только руками развел. Ну да, отвечал он нервно, да, было у них с Владимиром Ивановичем некоторое недопонимание. Но в этом вовсе не он виноват, а не кто иной, как сам Немирович. Строго говоря, конфликт был у Немировича не с ним даже, а с Саввой Морозовым.

– Причина? – быстро спросил Загорский.

Причина простая – обоюдная ревность. Статский советник удивился: что же, Немирович-Данченко тоже подбивал клинья к Андреевой? Нет-нет, засмеялся Константин Сергеевич, женщина тут и вовсе ни при чем. Они ревновали друг друга к театру.

– К театру?