– Но Красин, насколько я знаю, уже не работает у вас, – старый гамбсовский стул чуть слышно скрипнул под статским советником.
Морозов согласился: не работает. Однако тот факт, что они разошлись с Красиным, не означает, что он должен выбрасывать все результаты его труда и всех людей, которых он с собой когда-то привел.
– Неужели Оганезов работает простым рабочим? – удивился Нестор Васильевич.
Савва Тимофеевич пожал плечами: нет, конечно, он технолог. Тут уже настала пора пожимать плечами Загорскому – что делает технолог в рабочем общежитии?
– Он живет в общежитии? – удивился Морозов. – Это странно. Зарплата, которую я ему плачу, позволяет снимать вполне приличную квартиру.
И тем не менее Оганезов живет в общежитии, где, разумеется, жизнь его гораздо менее комфортна. Почему? Из всех возможных версий на ум сразу приходит самое очевидное: он хочет держаться поближе к рабочим. Если Красин большевик, очень может быть, что и его протеже Оганезов тоже состоит в социал-демократической партии. Это значит, он вполне способен агитировать рабочих мануфактуры. Однако делать это прямо на рабочем месте не слишком удобно, там все на виду. И тогда Оганезов решает заниматься агитацией прямо там, где рабочие живут, а это проще всего делать, если ты и сам живешь вместе с ними.
– Как у вас все просто, – покачал головой Морозов.
Загорский холодно отвечал, что у него все далеко не просто, однако эта версия наиболее вероятна. А в сыске, как в шахматах, надо в первую очередь рассматривать самые очевидные варианты.
– Это, конечно, так, – согласился мануфактур-советник. – Однако в данном случае есть некоторые сомнения. После стачки на мануфактуре я, разумеется, провел расследование. Вы знаете, я не против тред-юнионов[9]
, я считаю, что рабочие имеют право бороться за лучшую жизнь. Вот только требования их не должны быть политическими, только экономическими. В противном случае начинается хаос. Предположим, забастовщики требуют свободы печати и учреждения парламентаризма. Как я, простой купец, могу удовлетворить эти их требования…– Одним словом, вы не против стачек, – перебил его Загорский. – Однако почему вы считаете, что Оганезов не занимается агитацией?
– Потому что, как я уже говорил, после последней стачки я провел расследование. И это расследование показало, что Оганезов в стачке не участвовал и в стачечные комитеты не входил.
Нестор Васильевич пожал плечами: если Оганезов не входил в стачечные комитеты, это не значит, что он не готовил стачку. Чудовище революции очень заботится о своей голове и ловко ее прячет. Знает ли господин Морозов, что до последнего времени костяк большевистского ЦК составляли в первую очередь эмигранты, то есть люди, до которых отсюда из России дотянуться не так-то легко?
– Так вы думаете, что он большевик, которого специально устроил ко мне Красин?
– Я в этом ни секунды не сомневаюсь. Вопрос: какова его специализация? Только ли он агитирует или готов заняться делами более серьезными, например уничтожить вас?
Морозов глядел на Загорского с изумлением: почему вы считаете, что он собирается меня уничтожить? Ответ простой, отвечал Загорский, потому хотя бы, что кто-то уже пытался вас убить.
Савва Тимофеевич задумался. Убийца не показался ему похожим на Оганезова. Впрочем, в момент покушения он так и не разглядел его толком.
– Убийца он, наводчик или просто большевистский агитатор – все три случая для вас одинаково нехороши, – заметил Нестор Васильевич. – Есть, правда, небольшой шанс, что мы подозреваем ни в чем не повинного человека. Именно поэтому я не стал бы прямо сейчас брать его за шиворот – нам нужны доказательства, улики.
В дверь аккуратно постучали, на пороге возникла монументальная фигура дворецкого Тихона. Морозов поглядел на него вопросительно, однако взгляд дворецкого устремлен был на статского советника.
– Их высокородие к телефону, – мягко пророкотал Тихон.
– Это, вероятно, мой помощник Ганцзалин, – объяснил Загорский, вставая с дивана. – Видимо, есть важные новости. Вы позволите?
Хозяин дома только руками развел – разумеется. Телефон у Морозова стоял в гостиной. Тихон взялся сопровождать статского советника. Доведя до гостиной, указал на черный блестящий аппарат, потом крикнул зычно:
– Никанор! Никанор!
– Здесь я, – отвечал мальчишеский голос.
Дворецкий велел Никанору стоять возле гостиной и, если что-то понадобится господину Загорскому, немедленно все нужное ему предоставить. В ответ раздался какой-то невнятный писк, который, однако, по всей видимости, совершенно удовлетворил Тихона. Он напоследок поклонился гостю и исчез.
Нестор Васильевич проводил его задумчивым взором и взял трубку.
– У аппарата, – сказал он.
На том конце провода, как и предполагал статский советник, был Ганцзалин.
– Помните, вы говорили: «Шерше ля фам»? – спросил он. – А еще говорили: «Ищите и обрящете».
– Это не я говорил, – отвечал Нестор Васильевич, – ну да неважно. У тебя что-то срочное?