Дело Саввы Морозова

Нестор Васильевич поднялся и, волнуясь, причем волнуясь совершенно искренне, по-настоящему, попросил у Александра Лазаревича руки его дочери. На лице Самохвалова в этот момент отразилось что-то странное. С одной стороны, казалось, он испытал облегчение, а с другой – какое-то мучительное подозрение исказило его взгляд. Несколько секунд он сидел молча, глядя куда-то мимо Загорского, как будто что-то напряженно обдумывая.

– Ну же, папенька! – нетерпеливо воскликнула Елизавета. – Что вы скажете? Благословите ли вы нас с Олегом Петровичем?

Самохвалов перевел на Загорского медленный взгляд, и тот содрогнулся, увидев во взгляде отца настоящую муку. Александр Лазаревич медленно коснулся ладонью груди, стал бережно растирать ее. Еще не хватало, чтобы папеньку прямо тут, на пороге свадьбы, хватил удар. Воля ваша, но это уж было бы слишком, просто ни в какие ворота…

– Что-то нехорошо сделалось, – совсем тихо проговорил папенька, не сводя остановившегося взгляда с Загорского. – Сердце заболело… Ты, Лизонька, сбегай ко мне в спальню, там в бюваре, в верхнем ящичке, капли мои… Принеси…

– Папенька, что с вами? – всполошилась барышня. – Вам дурно? Может быть, врача?

– Нет-нет, – покачал головою тот, – не нужно. Ты только капельки мне…

Лизонька вихрем вылетела из комнаты. Загорский только с изумлением проводил ее глазами. Однако у его невесты и темперамент, а они с Ганцзалином все думали: мышь да мышь, и ничего больше.

В следующий миг случилось нечто такое, чего Нестор Васильевич при всем своем опыте никак не мог ожидать. Самохвалова словно выбросило из его покойного кресла, в два прыжка он оказался возле Загорского, схватил его за грудки и буквально выдернул из стула. Руки у старика оказались необыкновенно сильными, совсем не стариковскими. И руками этими он сейчас почти поднял статского советника в воздух.

– Слушайте меня, милостивый государь! – в голосе купца звенела глубочайшая ненависть. – Не знаю, откуда вы взялись, но знаю только одно: намерения у вас бесчестные. Я люблю мою дочку без памяти, но я, наверное, единственный мужчина, который может любить это несчастное, искореженное существо. Сколько времени вы с ней знакомы? Два дня, три? И уже готовы взять замуж? Что ж, извольте, берите. Вот только подождите еще хотя бы пару дней. Дождитесь приступа, дождитесь обострения. Когда она забьется у вас на руках в падучей, когда впадет в безумие, вы поймете, что никакое приданое не окупит вам того ужаса, который вы испытаете в этот миг. Я не смогу пойти против желания дочки: если она настаивает, я разрешу ей выйти за вас замуж. Более того, я дам за ней приданое в пятьдесят тысяч. Но я не благословлю вас, а прокляну. Потому что вы дадите ей надежду, а потом все равно вернете назад и тем смертельно раните ее несчастное больное сердце!

Загорский не сопротивлялся, но слушал Самохвалова с болезненной гримасой на лице. Поносили и проклинали сейчас не его, Нестора Загорского, а какого-то не существующего в природе Олега Анохина, но от этого ему было не легче, а даже, может быть, еще хуже.

Понятно, что реализовать его план при таком настрое отца будет трудновато. С другой стороны, может, это перст судьбы, дающий ему возможность с достоинством выйти из двусмысленного положения?

Тем временем купец, выплеснув всю свою ярость и страх за горячо любимую дочку, как-то очень скоро обессилел, обмяк и выпустил-таки Загорского из рук, только смотрел на него исподлобья, и в глазах его под седыми нависшими бровями посверкивали еще зарницы недавней грозы.

– Послушайте меня, Александр Лазаревич, – статский советник говорил быстро, опасаясь, что Лизонька вернется в самый неподходящий момент. – Вы совершенно правы, говоря, что я не испытываю любви к Елизавете Александровне. Однако это вовсе не значит, что я ее не уважаю или она любви недостойна. Вы лучше кого бы то ни было знаете, что это не так. Но вся эта неловкая ситуация – следствие дурацкого моего джентльменского воспитания. Когда я, как некий Дон Кихот, отбил ее сумочку у сказочного дракона, то бишь, банального вора, она, как свойственно барышням ее возраста, увидела в этом нечто большее, чем просто человеческое участие. Я немного сведущ в медицине и сразу увидел, что она нездорова. Боясь, что моя холодность может спровоцировать тяжелый приступ, я, каюсь, пошел у нее на поводу. Моя младшая сестра также была психически больна и умерла в молодом возрасте. Сами понимаете, я никак не мог грубо поступить с Лизонькой. Мне пришлось прикинуться любезным кавалером в надежде на то, что не сегодня-завтра ситуация как-то разъяснится.

Статский советник сделал паузу, как будто бы для того, чтобы собраться с духом, а на самом деле хотел посмотреть, как отреагирует на его слова Самохвалов. Старый купец смотрел на него все еще настороженно, но ярость в глазах его сменилась ожиданием.