Дело Саввы Морозова

– Что? – пробормотал он. – Но откуда вы… Откуда она… Откуда ей известно про Нику?

– Это вам лучше спросить у нее самой, – сурово отвечал Загорский.

Морозов покачал головой: это звучит дико. Если бы жена узнала, она бы, несомненно, устроила скандал или хотя бы попыталась с ним об этом поговорить. А она ведет себя как ни в чем не бывало… Но, вообще, откуда об этом знает сам Загорский? Он что, всевидящий и всеведущий, как Господь наш Вседержитель?

Нестор Васильевич отвечал, что до Бога ему далеко. Откуда он знает о Нике, это не так важно. Важно, чтобы он наконец оставил ее в покое и не трогал своими грязными лапами.

– Грязными лапами? – прищурился Морозов. – Это что за слова такие, позвольте узнать?

– Лучших слов вы не заслуживаете, – отвечал Загорский.

Савва Тимофеевич хмуро переводил взгляд с Загорского на Ганцзалина, потом вдруг ударил себя по лбу.

– Вот оно в чем дело! – почти застонал он. – Как же я сразу не понял! Ника – ваш агент. Вы подослали ко мне шпиона, чтобы следить за мной! А я-то вам доверился…

– Послушайте меня, Савва Тимофеевич, – статский советник говорил негромко и чрезвычайно весомо, – послушайте меня как следует. Разумеется, никакого шпиона мы к вам в дом не засылали. Ника должна была приглядывать за вами на улице – для вашей же, как вы понимаете, безопасности. Однако после убийства жандармского филера я запретил ей вас сопровождать. Видимо, Ника восприняла это как знак сомнения в ее профессиональных способностях и на свой страх и риск решила внедриться к вам в дом. Ну а уж что там дальше было между вами – это меня не касается, это ее личный выбор. В конце концов, Ника женщина, вы – мужчина, и то, что было между вами, это только ваша тайна.

– Что было между нами? – повторил Морозов с какой-то странной интонацией. – А что между нами было? О чем она вам рассказывала?!

– Она мне ничего не рассказывала, – отвечал Загорский.

– Так откуда же вы узнали, если она вам не докладывалась?

– Дедукция, – коротко отвечал Нестор Васильевич. – Чтобы заметить любовную связь между мужчиной и женщиной, совершенно не нужно кого-то расспрашивать, эта связь часто видна с одного взгляда.

Морозов опустил голову, на пухлом его лице неожиданно обозначились и заиграли желваки. Не поднимая глаз, голосом тихим, не предвещавшим ничего хорошего, он спросил, в чем же обвиняет его господин статский советник? В том, что он соблазнил его шпионку? Или в том, что растлил юницу?

– И в том, и в другом я вас обвиняю, – неожиданно спокойно отвечал Загорский. – А еще обвиняю вас в легкомыслии, из-за которого вы поставили под удар не только себя самого, но и близких вам людей. Я бы на вашем месте потрудился забрать вашу страховку на сто тысяч у госпожи Желябужской. Уверяю вас, после этого количество людей, желающих с вами разделаться, резко сократится.

Савва Тимофеевич посмотрел на Загорского, в глазах его плескалась гроза. Тихим свистящим голосом он отвечал, что он бы на месте господина сыщика не давал бы ему советов. Он, Морозов, всего-навсего простолюдин, еще дед его был крепостным крестьянином. Господин же Загорский, сразу видно, потомственный дворянин. Вот только представления о чести у них принципиально расходятся. Он, Савва Морозов, считает, что подарки невозможно забирать назад, тем более подарки женщине. А господин Загорский не только полагает это возможным, но и считает, что можно без всякого стеснения лезть к нему, Морозову, в постель и обвинять его в преступлениях, которых он не совершал. Взвесив все должным образом, он считает необходимым разорвать их с Загорским контракт. За гонорар его высокородие может не беспокоиться, он пришлет ему чек, как и договаривались, на двадцать тысяч…

– Заметно, что вы из крепостных крестьян, – холодно отвечал статский советник. – Вам от них передалась главная черта – неизбывное хамство. Вы можете построить сотню дворцов, вы можете завалить ваших любовниц деньгами и брильянтами, но вам никогда не стать благородным человеком.

Морозов затрясся от негодования и, встав со стула, навис над Загорским и Ганцзалином. Лицо его побагровело, глаза метали молнии, он дрожал от возбуждения.

– Вон! – проревел он. – Вот отсюда – и чтобы я больше не видел ваших физиономий!

– Как скажете, – Нестор Васильевич поднялся с дивана и, обдав хозяина ледяным презрением потомственного аристократа, направился к дверям. Следом за ним из кабинета, свирепо ухмыльнувшись, вышел помощник.

Они уже спускались по лестнице на первый этаж, когда Морозов выскочил из кабинета и неистово закричал:

– Тихон! Тихон! Гони их к чертовой матери, вытолкай взашей, спусти их с лестницы!

Ганцзалин оглянулся на крик и увидел за спиной огромного хмурого дворецкого, который вдруг вырос словно из-под земли.

– Пусть только сунется, – негромко сказал Ганцзалин Загорскому.

– Не волнуйся, не сунется, – кратко отвечал господин.

И в самом деле, Тихон лишь проводил их мрачным взглядом, дождался, когда двери за ними закроются и только после этого пошел и запер их.

Выйдя на улицу, Загорский посмотрел на часы.

– Домой? – спросил помощник.