Нестор Васильевич задумался на миг: нет, пожалуй, что сначала в ресторан, пообедать. А там видно будет.
Китаец свистнул лихача, они уселись в пролетку, которая быстро покатила по разогревшейся весенней мостовой.
– Может, нам уже пора свой выезд завести? – сказал Нестор Васильевич задумчиво. – Все-таки не юноши, надоело на извозчиках трястись.
Ганцзалин отвечал, что выезд завести можно, вот только непонятно где. В Москве, Петербурге, Париже, Лондоне, Пекине или в каком-то другом из бесчисленных городов, куда их может закинуть судьба? Загорский засмеялся и кивнул: похоже, наконец-то Ганцзалин выучился мыслить рационально.
– Я всегда мыслил рационально, – надулся китаец, – а вот вы только сейчас выучились это замечать.
– Может быть, и так, – рассеянно проговорил статский советник.
Он умолк и смотрел теперь куда-то вниз, на дорогу.
– О чем вы думаете? – спросил его помощник.
Загорский ответил не сразу. Он думает о том, что нервы у Саввы Тимофеевича действительно ни к черту не годятся, он их мало что не задушил пять минут назад.
– Я думал, он лопнет от злости, так он орал, – заметил довольный помощник.
– Зато теперь все в доме знают, что он с нами расстался и мы больше его не защищаем.
– А Ника? – спросил китаец. – Он ведь теперь и Нику выгонит.
– И очень хорошо, – кивнул Загорский. – Я полагаю, о том, что она девушка и любовница Морозова, знают не только Савва и его жена. А это значит, что на нее сейчас устремлено слишком много глаз. Так что для нее будет лучше, если она покинет дом мануфактур-советника. Признаться, я и раньше сомневался, привлекать ли ее к этому делу. А сейчас почти уверен, что не стоило…
Ганцзалин кивнул: он, как ни странно, тоже беспокоился за Нику. Ее ершистость и мизантропия были ему очень понятны, она, так же как и он сам, уважала и любила только одного человека на свете – Нестора Васильевича Загорского. А то, что она какой-то странной прихотью судьбы стала любовницей купца, на это, по мнению китайца, внимания можно было не обращать. Тело и сердце женщины очень часто действуют раздельно, грязь с тела всегда можно смыть, была бы чиста душа.
Вдруг они услышали за спиной какие-то неразборчивые крики. Загорский выглянул из пролетки. Их нагонял другой лихач, в коляске сидела переодетая лакеем Ника Шульц.
– Господин Загорский! – кричала она, размахивая руками. – Нестор Васильевич!
– Останови-ка, любезный, – велел статский советник вознице, и они с Ганцзалином выпрыгнули на мостовую. Спустя несколько секунд возле них остановилась пролетка с Никой. Девушка быстро выскочила из экипажа.
– Что случилось? – осведомился Нестор Васильевич, стараясь не показывать своего волнения.
– Не знаю, – проговорила Ника. – Это я у вас хотела спросить. Что вы сказали Савве Тимофеевичу? Почему он взбесился после вашего отъезда?
Загорский рассказал Нике свою версию событий. Та покраснела и взглянула на него с упреком.
– По-вашему, я легла бы в постель с первым попавшимся мужчиной? – спросила она возмущенно.
Статский советник смешался. Он не говорит этого, но с точки зрения дедукции…
– У нас Морозовым ничего не было, – отчеканила Ника. – Вы слышите – ничего! И ваша хваленая дедукция просто вас подвела!
– Да, – проговорил Загорский, бросая выразительный взгляд на Ганцзалина, – похоже, дедукция наша действительно нас подвела. И спасибо надо сказать в первую очередь Ганцзалину.
Помощник не стал спорить и признал, что, действительно, в сложившейся ситуации виноват в первую очередь он.
– Да, ты виноват, – согласился Нестор Васильевич. – Но и я тоже хорош. Надо же было подумать головой и все уточнить, прежде чем обвинять Морозова в том, чего он не совершал.
С минуту они все втроем молча стояли на тротуаре.
– Ну и что теперь будем делать? – спросил Ганцзалин. – Морозов поедет в Европу без охраны, а там кишмя кишат большевики… А мы с ним разорвали контракт.
Нестор Васильевич согласился: контракт они, действительно, разорвали.
– Но, как ты, конечно, помнишь, я не так давно был ранен, – продолжал статский советник. – Формально рана залечена, но она продолжает меня беспокоить. Я думаю отправиться во Францию на отдых и лечение, мне кажется, я заслужил эту маленькую привилегию.
– А я? – спросил Ганцзалин. – Меня ведь тоже бы ранили, если бы не промахнулись. Я заслужил эту маленькую привилегию или вы оставите меня в Петербурге, чтобы я умер от тоски и скверного климата?
Однако Загорский успокоил китайца: разумеется, помощник отправится вместе с ним, потому что это ведь так естественно – куда один, туда и второй.
Глава шестнадцатая. Человек с тростью