– «Все четыре эти цвета», – прошептал Камиль, повторив трижды, – «все четыре эти цвета».
– Камиль? – прикоснулась я к его полечу. – Ты в порядке?
Он прокашлялся и ответил:
– Твоя сводная сестра, Воронцов, творила под псевдонимом Редьярда Киплинга? В тысяча девятьсот девятнадцатом? Этот стих входит в сотню самых читаемых в мире.
– Вазелина дать? – предложил Максим, радуясь застрявшей в черепе руке патологоанатома, которую тот никак не мог освободить.
– Держишь его в нагрудном кармане?
Максим в ответ подмигнул:
– Вдруг буду целовать Киру на морозе. Ей должно быть всегда приятно.
– Хватит вам! Женя, прочитай стих Аллы, – подошла я к Камилю и разломала державшуюся на проволоке челюсть макета. – Что она вышила на юбках? Она ведь буквально выставила их напоказ в том году… но мы не видели. Я ничего не видела.
Женя набрал в легкие воздуха, готовый зачитать творение Аллы.
– Перевод дословный. Все-таки… язык уже мертвый и словарика к нему не осталось. Итак, слушайте:
– Ничего не понял… – изрек Максим, – это точно на русском, а не на каком-то аллегорическом?
– Аллегория строки «всем готовый бугорок» яснее ясного, – соединил Камиль руки в замок под подбородком. – Остальное – загадка, послание, манифест.
На этих словах Камиль, Женя и Макс уставились на меня, словно я была переводчицей с языка Аллы на человеческий.
– Кир, какое имеется в виду спасение? Ты же девочка, ты носишь юбки. Кого можно юбкой спасти?
– В данный момент, Максим, я хочу спасти от юбки только свое тело и окунуть его в ванну с пеной.
– И я хочу, – подошел ко мне Макс, оттолкнув плечом Смирнова в сторону, – освободить тебя от всей одежды, что под юбкой.
– Видал! – усмехнулся Женя, хихикнув в сторону Камиля. – Моя команда, не спав три ночи, сделала перевод послания от самой Аллы, в котором про бугорки, свечи, пулевые отверстия и что-то льющееся кровавым, а эти двое флиртуют!
Камиль высказался во всеуслышание:
– Эти деструктивные отношения закончатся быстрее, Дунаев, чем твоя команда сделает перевод с блузок.
– Слушай, ты, – медленно развернулся к нему Максим, – снимай очки, умник. Выйдем перетрем.
Камиль отшвырнул в сторону мятый халат, очки и даже свои латексные перчатки выкинул.
«Его акупунктура!» – осенило меня. Воеводин говорил про акилари – нанесение травм с помощью нажатия на болевые точки. У кулаков Максима нет никаких шансов против пальцев Камиля!
Пока Камиль и Макс хватали друг друга за грудки, пока я и Женя пробовали их разнять, вывалившись из кабинета в атриум, все мы оказались возле чугунной спиральной лестницы. Наш гвалт и крики перекрыл спокойный голос Воеводина, спускавшегося в сопровождении гостя.
– И я ни капли не удивлен происходящему. Камиль, – строго посмотрел он на Смирнова, – почему Кира здесь?
А я что, заразная из-за токсина в мозге? Почему мне нельзя быть здесь?!
– Вы сказали, что токсин по воздуху не передается, – скрестила я руки, – я могу быть где угодно.
Камиль и Макс синхронно друг друга оттолкнули, уставившись мне за спину. Они поняли первыми, что дело не в токсине.
– Черт…
– Твою ж…
Я резко обернулась.
Следом за Воеводиным по лестнице шел Костя Серый. Он заглядывал в папку с документами, перебирая какие-то бумаги, и не сильно обращал внимания на случившуюся заминку и затор у спуска со ступенек.
Размахнувшись, Максим отвесил идеальный хук Камилю в челюсть. Еще немного, и тому потребуется проволока, чтобы собрать кости по кусочкам и вернуть их на место.
– Максим! – заблокировал его руки Женя, сгибая Макса пополам. – Перестань!
И только под звуки драки Костя наконец-то обратил внимание на всех нас.
В катакомбах было темно. Желтоватые светильники кидали на стены ржавые пятна, и такой же коркой покрывалось мое сердце почти уже год с последней встречи с Костей.