Дело шести безумцев

Верхний этаж выглядел еще менее жилым, чем наш подвал. Вдоль окна без стекол стоял дачный пластиковый стол, в пятнах, разводах и плесени. На полу пустые пивные бутылки и такие же коричневые стаканчики из кафе, в которых в подвал доставили банановое латте с апельсиновым сиропом.

К счастью, разговор с бабушкой прошел без истерики. К еще большему счастью, она ничего не сказала о случившемся родителям. Помочь бы они не смогли, а мамины приступы бы только усилились. Я поэтому и звонила им редко, и почти ничего не рассказывала. Не потому, что врала, а потому, что оберегала своим молчанием их расшатанную психику.

Пока сидела на еловых сухих иголках, прислонившись спиной к халупе, и заканчивала разговор, из-за угла показался Камиль. Увидев меня, он резко развернулся, желая поскорее смыться.

– Камиль! – позвала его я.

– Не хочу мешать.

– Я уже поговорила. Моя бабушка… это – я. Только сорок лет спустя.

Черная балаклава Камиля была поднята на макушку, из-за чего его волосы топорщились, как у ежа.

– Как вы нашли нас?

– Дунаев ехал в лабораторию Воронцова и обнаружил брошенный на обочине джип. Сообщил его отцу. К твоему дому направили наряд, но тебя уже не было. Белый микроавтобус объявили в розыск, скорее всего, ты на поезде и Максим в багажнике прибыли в Нижний Новгород одновременно. Один из вертолетов Воронцова засек белый минивэн, сворачивающий в лес. Доложили нам в бюро.

– Банановый латте с апельсиновым сиропом, Камиль. Такой кофе пью только я, и они принесли его в подвал. Кто-то знает меня… очень хорошо. Выкуп просили?

– Требований не выдвигалось.

Я ковыряла стяжки вокруг лодыжек, но Камиль не пробовал больше срезать их, не спросив.

– Оставишь как сувенир?

Еловыми иголками я ковыряла пластиковый браслет, въевшийся красной бороздой в кожу руки.

– У меня токсин в башке. Мне можно все.

– Ты пила тот кофе?

– Да. И Макс тоже.

– У вас снова возьмут кровь на проверку.

– Этот кофе, – ударялась я головой о деревянные брусья халупы, – это важно, Камиль. Это подсказка! Дашь ножик?

Он протянул мне охотничий из чехла на ремне. Подковырнув стяжки, я срезала их все по очереди.

– Ну вот, сразу болячки задергало. Лучше б не трогала.

Камиль убрал обрезки в пакет для улик, не снимая перчаток с рук.

Вернувшись к «Скорым», полицейским машинам и сотрудникам, проводившим штурм, я заметила Максима возле трех черных джипов. Рядом с ним стоял Сергей Воронцов. Попятившись, я врезалась в грудь Камиля.

– Двух убийц своей дочери ему лучше не видеть.

– Ты спасла этого, его жену, сына, всех остальных. Неудачная генетика, Журавлева, – это твои спортивные ножи, но цель, куда метнуть лезвие, выбирает не геном.

– Понятно. Выбираю я, – сделал я поспешный легкий вывод.

Но ничего легко быть не могло, когда речь шла о Камиле и когда между нами случались вот такие диалоги.

– Выбираешь не ты, а травма внутри тебя. Которую пытаешься излечить.

Содрав перчатки, Камиль применил свою волшебную акупунктуру, и мои болячки на запястьях перестали беспокоить и ныть.

– На катере, Кира, – оставил он пальцы недалеко от раны так, чтобы считывать пульс, – десятки телефонов снимали, как ты пробивала ножами бензобак «Инфинити». Там был парень. Голый, бухой, – надавил он на точку пульса сильнее, – скажи, ты хотела метнуть нож в него?

– Что?..

– Антон Коровин выложил целую библиотеку видеозаписей. Гул ветра, скорость, гвалт. Тебя никто не слышал. Твои слова уносило, но я прочитал реплики по губам.

И он процитировал:

– «Нет, я не хочу попасть в него. Только в бак. Нет. Мы никого не убьем». Два последних предложения произносятся с паузой. Как будто ты кому-то отвечаешь. Кому-то, кто говорит о нанесении травм тому парню.

– Ты препарируешь сказки или трупы? Что за бред?! Я успокаивала себя… что я и все мы на катере никого не убьем, приблизившись к «Инфинити».

Камиль не дал мне выдернуть руку, хоть я и попыталась.

– Твой пульс говорит правду, но не ты.

– А ты не врешь? – перестала я выдирать руку, наоборот, приблизившись к нему вплотную, сорвала черную вязаную балаклаву с его головы и посмотрела в острые серые глаза – в два лезвия его скальпелей, что вскрывали мою душу, мои тайны… и да… мою ложь. – Разве не ты мечтаешь убить?

Разжав мое запястье, он отступил:

– Еще не время.

Развернувшись, Камиль рванул через бурелом и до отправления машин так и не вернулся. Только нити вязаной балаклавы развевались по ветру черным флагом, что на воде сигнализирует о начале шторма.

Приблизившись к Максиму со спины, я поздоровалась с Воронцовым-старшим. Тот посмотрел на меня хотя бы без ненависти. Пусть и тепла в его взгляде не было, и какой-то заботы, но… он ведь нанял пять вертолетов. Он был сейчас здесь, в деловом костюме и начищенных ботинках, смотрел на своего потрепанного похищением сына. Любить деньгами не хуже, чем не любить вообще ничем. Воронцов никогда не жалел своих средств на детей. Он выстроил для липовой свадьбы Аллы целый терем изо льда и построил отель в Оймяконе.

– Кира… Цела?

– Все нормально.

– Вот и славно, славно. Обязательно в храм сходи. Поставь свечи о здравии и поблагодари Господа, что вы живы остались.