Дело всей смерти

Рьянов удрученно покачал головой. Серьезный шанс узнать правду об убийстве Неелова был упущен. Это был и слабый шанс Жгутова на справедливость, если он на самом деле не убивал академика. К тому же доказать, что орудие убийства Неелова побывало в лапах обезьяны, значило косвенно подтвердить осуществимость обмена информацией с потусторонним миром, с духами, – ведь якобы от духа пришла обезьянья версия убийства.

Рьянов, как человек здравомыслящий, не верил в сношения с миром мертвых; спиритический сеанс Кузнецовой считал шутливым представлением. Однако молодой следователь был так увлечен своей профессией, что готов был использовать для пользы дела даже самые невероятные инструменты, прибегнуть к средствам мистики и фантастики ради раскрытия преступления. Он и на тысячную долю процента не допускал существования страны теней и контактов между живыми и мертвыми. Но на миллионную долю он не только допускал, но и страстно желал этого. Его интерес к Зазеркалью не был интересом ученого и бизнесмена, как у академика Неелова. Это был прикладной интерес юного энтузиаста, стремящегося преуспеть на своем поприще всеми средствами. Вот бы удалось приобщить некромантию к традиционному арсеналу форм и методов сыска! Какой заманчивый источник сведений открылся бы блюстителю закона! Только вообразите: очная ставка убийцы и духа его жертвы! Явка духа с повинной!

К сожалению, с устранением орангутана Ромы все возможности направить розыск по новому пути, а заодно и легализовать спиритизм, как средство дознания, были утрачены. Без дактилоскопирования обезьяны нечеткие следы неизвестных пальцев на ноже – слишком слабый аргумент для следствия. Впрочем, оставалась еще надежда снять отпечатки с трупа. Мертвую обезьяну можно выкопать и провести экспертизу. Если, конечно, орангутана зарыли.

– А где туша, труп? – спросил Рьянов.

– Сожгли. Согласно правилам.

От Рьянова не укрылось, что слово «сожгли» было произнесено с легкой заминкой. Пожимая на прощание руку смотрителю, он глубоко заглянул в его ясные глаза – глаза человека, занятого благородным делом помощи братьям нашим меньшим.

– А может, все-таки не сожгли? Есть варианты?

– Бывает, издохших животных отдают на чучела, – колеблясь, ответил смотритель.

– Ну, так проверяйте, проверяйте!

В конторе центра передержки Рьянов снова убедился, что родился под счастливой звездой. Выяснилось: труп орангутана был передан в таксидермическую мастерскую Музея фауны. Накануне бедного Рому увезли туда.

– Там его и найдете, – сказали Рьянову и назвали адрес музейной чучельной.

С этим адресом следователь на всех парах полетел в Москву. Перед отъездом он попросил сотрудников центра:

– Будет кто интересоваться орангутаном, – не говорите, что умер. Скажите, в зоопарк отправили, что ли. Подальше куда-нибудь. В Петропавловск-Камчатский.

«Незачем Наде Нееловой получать еще один удар. Хватит с нее потрясений», – думал Рьянов. Он торопил водителя, и автомобиль несся по шоссе навстречу городу.

Из машины Рьянов попытался связаться с музеем и чучельной мастерской. Он хотел предупредить, чтобы с трупом орангутана обращались бережно и особо позаботились о сохранности лап. Чучельники упорно не отвечали. В приемной музея, напротив, трубку сорвали, едва прошел гудок.

– Музей фауны! – назвался женский голос.

– Следователь Рьянов. Как мне услышать…

– Вы насчет пожара? – не дал договорить музей.

– Пожара? – Рьянов удивился.

– Ах, все равно никого из руководства нет. Все на пожаре.

– А что у вас горит?

– Мастерская.

– Мастерская? – Рьянова посетило нехорошее предчувствие.

– Да, мастерская лаборатории таксидермии…

Рьянову не пришлось разыскивать здание музея – его указывал столб густого дыма. Тротуар и проезжую часть перед старинным фасадом загромождали пожарные машины. Подходы были оцеплены полицией. Рьянов, предъявив удостоверение, прошел за оцепление. Дым валил из окон полуподвального этажа. Пожарные лили из шлангов воду и пену в дымящие проемы. В глубине полуподвала гудело пламя, что-то лопалось и трещало. У красного бока пожарной автоцистерны переговаривались двое мужчин в цивильных костюмах. Они издали наблюдали борьбу с огнем.

– Химии там всякой горючей хватает, – услышал Рьянов слова мужчины профессорского солидного вида, в очках с толстой оправой.

– И ведь сто пятьдесят лет у нас пожаров не было. И на тебе! Именно когда я ответственный в музее за пожарную безопасность! – отвечал ему второй – худой, встрепанный.

– Как вы думаете, уцелеет там хоть что-нибудь? – спросил Рьянов.

Оба посмотрели на молодого человека, как на безнадежного оптимиста.

– Лишь бы дальше огонь не пошел, вот о чем думать надо! – сказал худой, хватаясь за всклокоченную голову.

«Словно кто-то идет впереди меня, убирает доказательства, – подумал Рьянов. – Кому-то словно очень не хочется, чтобы обезьянья версия получила право на жизнь, а Жгутов – возможность оправдаться».