Дельцы. Том II. Книги IV-VI

— Разрѣшите присѣсть, — продолжалъ все въ томъ-же пріятельскомъ тонѣ Воротилинъ, двигаясь въ бокъ, по направленію дивана.

— Покорно прошу, — отозвалась Авдотья Степановна, медленно подходя къ дивану.

Ипполитъ Ивановичъ разсѣлся, поставилъ шляпу на полъ и расправилъ свои бакенбарды, получившіе видъ роскошной бороды, раздѣленной на подбородкѣ узкой выбритой полосой. На немъ былъ свѣтлосѣрый весенній сьютъ съ круглыми обрѣзами бортовъ, выставлявшихъ на показъ низъ двубортнаго жилета.

Высморкавшись въ благоуханный батистовый платокъ, онъ обернулся въ полъоборота къ Авдотьѣ Степановнѣ и вскричалъ со смѣхомъ:

— Вы большая шутница!..

Авдотья Степановна поглядѣла на него нѣсколько удивленно, но ничего не вымолвила.

— Вы намъ учинили очную ставку съ Малявскимъ, — продолжалъ онъ, покачиваясь на мѣстѣ, — въ очень забавномъ вкусѣ. Любезнѣйшій Иларіонъ Семеновичъ сначала немного похорохорился, но потомъ взглянулъ на эту водевильную сцену такъ-же, какъ и я…

Авдотья Степановна все смотрѣла на него спокойными глазами и молчала, въ выжидательной позѣ.

— А я васъ прекрасно понялъ, безцѣнная моя Авдотья Степановна, и цѣлую ваши ручки за урокъ. Вы хотѣли намъ показать, что, если на то пошло, вы насъ обоихъ проведете и выведете. Не сомнѣваюсь, нисколько не сомнѣваюсь. Вотъ потому-то я и надумалъ потолковать съ вами попріятельски, съ глазу на глазъ, въ томъ убѣжденіи, что мы сразу поймемъ другъ-друга…

Рѣчь его опять оборвалась. Онъ покосился на Авдотью Степановну и какъ-будто подмигнулъ ей. Его апломбъ не убывалъ отъ того выраженія, съ которымъ она глядѣла на него.

«Господи Боже мой! что за нахалъ!» кротко думала Авдотья Степановна, не волнуясь и не возмущаясь по-прежнему, а точно съ любопытствомъ выжидая, что-то еще онъ скажетъ.

— Но прежде, чѣмъ мы потолкуемъ съ вами по душѣ, — заговорилъ, откинувшись назадъ, Воротилинъ, — объясните вы мнѣ, красавица моя, по какой причинѣ вы совсѣмъ покинули наши грѣшные стогны, въ какихъ преисподнихъ земли вы пропадаете, по комъ носите вы трауръ или что-то въ этомъ родѣ? Скажите, христа ради, что сей сонъ обозначаетъ?

— Все, что вамъ угодно, — беззвучно проговорила Авдотья Степановна.

— Но мнѣ совсѣмъ неугодно, чтобы вы, наша звѣзда, украшеніе Сѣверной Пальмиры, такъ похоронили себя… Для кого? спрашивалъ я тысячу разъ, и сколько ни ломалъ голову, не могъ добиться… Неужели вы оплакиваете генерала Саламатова? Голубушка моя! Да развѣ Петербургъ клиномъ сошелся? Одного вашего взгляда довольно, чтобы здѣсь валялся у ногъ вашихъ десятокъ Саламатовыхъ. Но вы закупорили себя такъ, что и я долженъ былъ прибѣгнуть къ хитрости, чтобы къ вамъ проникнуть!..

Ипполитъ Ивановичъ чувствовалъ себя чрезвычайно блестящимъ въ эту минуту. Прежде онъ съ Авдотьей Степановной никогда не былъ такъ рѣчистъ. Она ему, въ былое время, рта не позволяла раскрыть, чтобы не оборвать. А теперь у него такъ и лилось, такъ и лилось… Ея полутраурный видъ и нелюбезное молчаніе нимало не смущали его.

— Неужели-же, — воскликнулъ онъ, повышая голосъ, — моя стародавняя дружба не заслуживаетъ того, чтобы вы открылись мнѣ! Мнѣ-то можно всякую штуку сообщить. Любовное горе? Поплачемъ вмѣстѣ и поскорѣй зальемъ его струей шипучаго. Доходили до меня слухи, что вы будто-бы изволили втюриться въ какого-то юношу съ черными очами… Ужь не тотъ-ли, котораго я видѣлъ у васъ, годъ тому назадъ, на дачѣ?.. Помнится, что красивыхъ статей мужчина… Но такая-ли вы женщина, чтобы вамъ проливать слезы горячія о какомъ-то черноокомъ мусьякѣ? Конечно, любовь зла, но васъ я ставлю выше всякихъ такихъ душевныхъ болѣзней. Не такъ-ли, красавица моя?

Онъ дотронулся рукой до платья Авдотьи Степановны и на этотъ разъ уже положительно подмигнулъ ей.

Она слегка отодвинулась и строже взглянула на него.

— Вы все безмолвствуете! Это меня, право, приводитъ въ отчаяніе. Ну да Богъ съ вами: подожду другого настроенія. П знаю, что это такъ, капризъ, оригинальная выходка или какая-нибудь блестящая комбинація… вы не такой человѣкъ, чтобы даромъ тратить время. Вотъ почему мнѣ съ вами такъ и легко столковаться… Не правда-ли?

Вопросъ Воротилина опять остался безъ отвѣта, но онъ его долго не ждалъ и заговорилъ снова:

— И въ доказательство, что вы времени не теряете, мнѣ прекрасно извѣстно — вы отпираться, конечно, не будете — какъ вы и никто больше вели и ведете процессъ по наслѣдству Загариной…

Выговоривъ это, Воротилинъ сдѣлалъ паузу.

Авдотья Степановна и на это ничего не сказала.

— Тайны тутъ быть не можетъ: дѣло ведево вами? уже серьезнѣе спросилъ Воротилинъ и нѣсколько нахмурился.

— Да, — отвѣтила наконецъ Авдотья Степановна, не мѣняя выраженія лица.

— Я знаю все досконально, и ужь, конечно, не стану допрашивать васъ, съ какою цѣлью взялись вы за это дѣло. По пословицѣ: рыбакъ рыбака видитъ изъ далека. Вамъ и генералъ Саламатовъ всегда говорилъ, что вы дѣлецъ первостатейный. Вы могли-бы ворочать всѣмъ нашимъ дѣловымъ міромъ! И я убѣжденъ, что вашъ повѣренный потому только и дѣйствуетъ какъ слѣдуетъ, что вы ему указываете на каждомъ шагу, что дѣлать и какъ изворачиваться.