— Вѣроятно, началъ Кучинъ, опуская голову, — Александръ Дмитричъ наполнилъ свое письмо выраженіями глубокой признательности за ваше теплое чувство, и не хотѣлъ смущать васъ… или лучше сказать, не смѣлъ высказать вполнѣ свои предсмертныя желанія…
— А развѣ онь очень плохъ? перебила его Катерина Николаевна и голосъ ея нѣсколько дрогнулъ.
— Александръ Дмитричъ, продолжалъ Кучинъ, все понижая тонъ, — живетъ теперь одною мечтою: проститься съ вами.
— Стало-быть, онъ вамъ пишетъ, что желалъ-бы видѣть меня… тамъ…
— О нѣтъ! перебилъ Кучинъ: — онъ, конечно, не смѣлъ и мечтать объ этомъ. Какъ ни отчаянно его положеніе, его тянетъ сюда.
— Сюда? повторила Катерина Николаевна и вся вспыхнула.
Въ эту минуту она вспомнила, что Борщовъ могъ войдти въ гостиную, исполняя ея-же просьбу. Теперь его приходъ былъ-бы для нея тяжелъ и непріятенъ; а пойдти къ нему сказать, чтобы онъ остался въ кабинетѣ, она тоже не хотѣла.
— Я не смѣю, продолжалъ Кучинъ, — подсказывать вашему сердцу: оно такъ преисполнено христіанской любви и человѣчности. Вы сами не допустите, чтобы человѣкъ, страждущій такимъ недугомъ, предпринялъ путешествіе, во время котораго онъ можетъ рисковать еще болѣе скорымъ концом…
Онъ не докончилъ и взглянулъ на Катерину Николаевну.
Она сидѣла, отвернувшись нѣсколько въ сторону, съ тревогой въ глазахъ.
— Въ вашемъ сердцѣ, заговорилъ опять Кучинъ, — не могло не возникнуть желанія сказать послѣднее прости тому, кто уноситъ съ собою въ могилу такую глубокую скорьбь.
Вся эта фраза Кучина была прослушана Борщовымъ. Онъ съ неудовольствіемъ пошелъ въ гостиную и остановился на порогѣ позади портьеры, не желая своимъ внезапнымъ появленіемъ перебивать чью-либо фразу. То, что сказалъ Кучинъ, сейчасъ-же дало ему понять, о комъ идетъ рѣчь.
Въ головѣ его пронеслась мысль: «если ты войдешь, отвѣтъ ея будетъ не настоящій. Она отвѣтитъ съ твоимъ подкрѣпленіемъ, стало быть обманетъ и тебя и себя».
Слушать за портьерой то, что она скажетъ Кучину, онъ не захотѣлъ и отретировался въ кабинетъ.
А тревога Катерины Николаевны все росла. Она раза два взглянула на портьеру и обдернула платье. Борщовъ не шелъ, а отвѣтить надо было что-нибудь. Она боялась этого отвѣта, но въ тоже время ей было-бы еще непріятнѣе, если-бъ Павелъ Михайловичъ показался въ дверяхъ. Но Павелъ Михайловичъ не показался, и Катерина Николаевна вдругъ подумала, что онъ могъ и не исполнить ея просьбы изъ какихъ-нибудь тонкихъ нравственныхъ соображеній.
— Какъ-же онъ можетъ ѣхать, вырвалось наконецъ у ней: — онъ умретъ на первой станціи!
— Да, да, вздохнулъ Кучинъ и покачалъ головой.
Катерина Николаевна не вытерпѣла и встала. Она подошла скорыми шагами къ двери въ кабинетъ. Оттуда ничего не было слышно. Вернувшись, она встала позади кресла и нервныя ея руки схватились за спинку.
— Вы думаете, спросила она, — что Александръ Дмитричъ, въ письмѣ ко мнѣ, даже не намекаетъ на свое желаніе пріѣхать въ Петербург?
— Вамъ не трудно въ этомъ убѣдиться, проговорилъ кротко Кучинъ, указывая рукой на письмо.
Катерина Николаевна схватила письмо, сорвала конвертъ съ возрастающею нервностью и въ одну минуту пробѣжала всѣ четыре страницы, написанныя слабымъ, измѣнившимся почеркомъ, который подѣйствовалъ на нее сильнѣе содержанія самаго письма.
— Ничего нѣтъ, выговорила она, сжимая письмо въ рукѣ и стараясь не глядѣть на Кучина.
— Развѣ можно было въ этомъ сомнѣваться? спросилъ Кучинъ съ оттѣнкомъ легкаго упрека.
— Какъ-же я могу удержать его отъ этой поѣздки, когда онъ и не намекаетъ на нее?
Она выговорила это точно про себя.
— Зачѣмъ-же вамъ самимъ писать? Александръ Дмитричъ найдетъ въ моемъ письмѣ то, что его, быть можетъ, возвратитъ къ жизни.
— Вы хотите сказать… перебила Катерина Николаевна и не докончила.
— Въ такомъ положеніи нѣтъ средины. Тутъ или равнодушіе, а вы не способны на него, или доброе дѣло, которое ждать не можетъ.
Кучинъ смолкъ на чувствительной нотѣ и взялся за носовой платокъ. Тонъ его раздражалъ Катерину Николаевну, у ней начинало клокотать внутри, но не хватало силы сказать ему что-нибудь рѣзкое, не хватало потому, что въ ней самой тревога не улеглась, а разговоръ принялъ совсѣмъ не такое направленіе, какое она хотѣла дать ему.
— У меня нѣтъ никакихъ причинъ, сначала она спѣшно и неспокойно, — дѣлать изъ моихъ отношеній къ Александру Дмитріевичу щекотливый вопросъ. Мнѣ его очень жалко, но моя теперешняя жизнь и дѣятельность не принадлежатъ мнѣ одной…
Она поглядѣла на портьеру, какъ-бы опять призывая Борщова, но онъ не являлся.
— Я очень жалѣю, продолжала она все такъ-же нервно:
— что мой мужъ не присутствовалъ при нашемъ разговорѣ. Онъ такъ широко смотритъ на все это…
— И знаетъ про вашу переписку? чуть слышно выговорилъ Кучинъ.
— Развѣ вы думали, рѣзко возразила она, — что я буду скрывать ее отъ моего мужа?
Слово «мужъ» Катерина Николаевна выговорила съ особенной отчетливостію.
Кучинъ потупился и сжалъ губы.
— Вы, конечно, сказалъ онъ уже другимъ тономъ,
— не можете и не должны скрывать ни отъ Павла Михайловича, ни отъ кого-бы-то ни было того, что въ глазахъ каждаго человѣка и христіанина — святое дѣло.