Читаем Дельцы. Том II. Книги IV-VI полностью

Они возвращались домой улыбающіеся и беззаботные. Успѣхъ перваго шага по пути на сцену сдѣлался не только для Карпова, но и для Зинаиды Алексѣевны какъ-то особенно знаменательнымъ и ихъ такъ и подмывало кинуться поскорѣе вонъ изъ Петербурга, поскорѣе испробовать существованье «перелетныхъ птицъ», подышать воздухомъ актерской безшабашности…

— Ну, батюшка, Ѳедоръ Дмитричъ! — вскричалъ Карповъ, влетая съ Зинаидой Алексѣевной къ себѣ въ нумеръ, гдѣ Бенескриптов уже давно ждалъ его и не одинъ. — На этой же недѣлѣ айда изъ Петербурга. Мы первыми любовниками, вы — суфлеромъ!

Бенескриптовъ нѣсколько сумрачно усмѣхнулся и указалъ рукой на рослаго черномазаго парня съ носомъ и губами, обличающими духовное происхожденіе, въ длинноватомъ черномъ сертукѣ.

— Вотъ мой товарищъ, регентъ Дезидеріевъ, — проговорилъ онъ съ передышкой — будетъ весьма радъ служить.

— Это насчетъ нашего законнаго брака?

— Именно-съ, — пробасилъ регентъ придавленнымъ и сиповатымъ голосомъ.

— Много вамъ благодаренъ.

Карповъ протянулъ регенту руку. Тотъ не пожалъ ее, а подалъ свою руку ребромъ широчайшей ладони, причемъ рука у него двигалась точно на шарнирахъ.

— Въ какой же день прикажете? — спросилъ онъ.

— Въ понедѣльникъ. Вы знаете, гдѣ?

— Извѣщенъ-съ, — пробасилъ регентъ, послѣ чего тотчасъ же взялся за шляпу, опять протянулъ ребро ладони Карпову, а затѣмъ Бенескриптову, и вышелъ, не сгибая колѣнъ.

— Ну, что же, скажете, Ѳедоръ Дмитричъ? — весело обратилась къ нему Зинаида Алексѣевна.

— Да какой-же я суфлеръ? — усмѣхнулся онъ.

— Что это? — спросилъ Карповъ, подступая къ Бенескриптову: — вы брендить изволите? А кто намъ давалъ торжественное обѣщаніе изображать даже Ляпунова, если понадобится, только-бы не разставаться?…

— Я нѣшто отказываюсь? — заговорилъ жалобнымъ тономъ Бенескриптов: — куда хотите, туда и тычьте меня… Что я!…

— Ну, пожалуйста, Ѳедоръ Дмитричъ, — остановила его Зинаида Алексѣевна, безъ — самобичеваній! Я сегодня дѣвичникъ свой спрявлять хочу. Поѣдемте-ка всѣ трое на взморье и тамъ намечтаемся всласть…

Такъ и сдѣлали.

Три дня до свадьбы прошли у нихъ въ хлопотахъ по театральству.

Тотъ «Михаилъ Ивановичъ», о которомъ такъ много говорилъ агентъ, оказался весьма мягкимъ старцемъ. Онъ «обласкалъ» Зинаиду Алексѣевну и началъ всячески ее поощрять. Внѣшностью Карпова онъ остался тоже доволенъ и все повторялъ: «я не боюсь студентовъ! Милости просимъ».

Съ господиномъ Пшенисновымъ чета сценическихъ новобранцевъ покончила миролюбиво и получила отъ него въ напутствіе нѣсколько «добрыхъ совѣтовъ», какъ держать себя въ труппѣ и какъ себѣ набивать жалованье, «не даваясь въ лапы инымъ антрепренерамъ».

Наканунѣ дня свадьбы Карповъ ѣздилъ провѣдать Прядильникова. Къ нему докторь не допустилъ его, но на этотъ разъ говорилъ о больномъ съ гораздо большей надеждой на выздоровленіе.

— Оставьте мнѣ вашего друга на полгода, и вы найдете его не такимъ, какимъ онъ поступилъ ко мнѣ.

Таковы были заключительныя слова психіатра. Въ другое время они бы не особенно успокоили Карпова, но теперь они его чрезвычайно оживили. До поздней ночи проболталъ онъ съ Зинаидой Алексѣевной, не строя воздушныхъ замковъ, но бодро заглядывая въ будущее. Уже имъ видѣлось, какъ они, по возвращеніи съ сезона, возьмутъ Николаича совсѣмъ здороваго съ собой и поѣдутъ съ нимъ опять въ провинцію, увеселять его своимъ «лицедѣйствомъ».

Бенескриптовъ не участвовалъ въ этой полуночной бесѣдѣ. Онъ нарочно легъ пораньше спать, чтобъ на другой день встать чѣмъ свѣтъ, хотя на это не было никакой надобности. Но онъ готовился къ вѣнчанью Карпова съ торжественностью и весьма огорчился, когда женихъ объявилъ ему, что вѣнчаться будетъ въ визиткѣ, запросто. Ѳедоръ Дмитріевичъ досталъ гдѣ-то фракъ и бѣлый галстухъ; надо было отказаться отъ фрака, но бѣлый галстухъ онъ рѣшился сохранить. Онъ самъ вызвался взять на себя хлопоты по пріобрѣтенію брачныхъ принадлежностей: колецъ, свѣчей и атласу для «подножекъ».

Насталъ и роковой понедѣльникъ. Бенескриптовъ въ восемь часовъ утра стучался уже къ Карпову, а. потомъ и у Зинаиды Алексѣевны. И тотъ и другой много смѣялись, узнавъ, что усердіе Бенескриптова подняло ихъ спозаранку, а вѣнчаніе было заказано къ часу по полудни. Четырехмѣстную карету Ѳедоръ Дмитріевичъ снарядилъ тоже «загодя», какъ онъ выражался, т. е. съ десяти часовъ. Насилу его уломали сѣсть въ карету. Онъ все повторялъ, что обомнетъ платье Зинады Алексѣевны. А на ней было самое простенькое батистовое платье и соломенная шляпа съ китайской розой. Костюмъ Карпова не измѣнился ни въ чемъ противъ того, въ какомъ онъ ходилъ къ господину Пшениснову. Только Ѳедоръ Дмитріевичъ въ своемъ бѣломъ гастухѣ напоминалъ о какомъ-то празднествѣ.

Извощичья пара, раскачиваясь в разныя стороны, еле тащила карету, по женихъ съ невѣстой не выказывали признаковъ нетерпѣнія; одинъ только Бенескриптовъ волновался и то-и-дѣло поглядывалъ на часы…

— Ваши свидѣтели налицо! — радостно объявилъ онъ, увидавъ у паперти двухмѣстную карету.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На заработках
На заработках

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

Николай Александрович Лейкин

Русская классическая проза
Двоевластие
Двоевластие

Писатель и журналист Андрей Ефимович Зарин (1863–1929) родился в Немецкой колонии под Санкт-Петербургом. Окончил Виленское реальное училище. В 1888 г. начал литературно-публицистическую деятельность. Будучи редактором «Современной жизни», в 1906 г. был приговорен к заключению в крепости на полтора года. Он является автором множества увлекательных и захватывающих книг, в числе которых «Тотализатор», «Засохшие цветы», «Дар Сатаны», «Живой мертвец», «Потеря чести», «Темное дело», нескольких исторических романов («Кровавый пир», «Двоевластие», «На изломе») и ряда книг для юношества. В 1922 г. выступил как сценарист фильма «Чудотворец».Роман «Двоевластие», представленный в данном томе, повествует о годах правления Михаила Федоровича Романова.

Андрей Ефимович Зарин

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза