Тем не менее при всем несовпадении национальных черт партийных систем и форм политической борьбы в этом регионе можно выделить несколько характерных для него особенностей деятельности партий. Прежде всего бросается в глаза универсальный характер партий, который в разном виде, но равно отчетливо проявляется на разных этапах исторической эволюции партийной системы. Таковы КПК в Китае и Гоминьдан на Тайване, ПНД в Сингапуре, ЛДП в Японии, Партия Новой Кореи в Южной Корее. Ориентация этих партий на самые широкие слои общества делает их названия весьма условными, но в то же время позволяет сохранять их, несмотря на значительные изменения в их организации и деятельности. Усложнение общественной и политической жизни в ходе модернизации нигде не ведет к появлению партий, ориентированных на определенные общественные слои и исповедующих определенную идеологию. Даже если такие партии формально существуют, они не привлекают к себе ни малейшего общественного внимания. Сам по себе этот факт очень знаменателен. Он свидетельствует о наличии в обществе некоего неформального консенсуса или, по крайней мере, запроса на такой консенсус. Как представляется, наиболее глубокое объяснение этого феномена дал В. В. Малявин, который считает ядром восточноазиатских обществ так называемый ритуальный социум, предполагающий верховенство символической, в своем роде интимно-безмолвной коммуникации[133]
. Вместе с тем фактор ритуального единения проявляется на фоне трансформации партий – трансформации, весьма сходной с эволюцией партий на Западе за одним важным исключением: партии массового типа нехарактерны для партийных систем стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, а там, где они возникали (Гоминьдан, КПК), они легко превращались, по классификации Р. Каца и П. Мэира, во «всеохватывающие» партии с тенденцией превращения в партии «картельные». Данный факт доказывает, что ритуальный социум хорошо уживается и с современной демократией глобализированного капитализма.Важной особенностью партийных систем рассматриваемого мегарегиона является большая роль в них разного рода личных связей и основанных на таких связях неформальных организаций. В современной политологической литературе принято писать об отношениях патрона и клиента, или о клиентелизме. Эти отношения нередко основаны на родстве и являются взаимообязывающими. Вместе с тем применительно к этому ареалу справедливо говорить и об определенной политической системе, которая основана на асимметричных отношениях между группами политических акторов, определяемых как патроны и клиенты и объединенных друг с другом в рамках партийных систем[134]
. По определению Л. Рониджера, клиентелизм есть «система обмена, в которой избиратели продают свою политическую поддержку за различные вознаграждения в области публичных решений»[135]. Самая распространенная разновидность клиентелизма – подкуп избирателей, в той или иной степени присущий всем «молодым демократиям» Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Одновременно патрон-клиентские связи способствуют образованию устойчивых групп и коалиций внутри политических партий или государственных органов.В рассматриваемом ареале клиентелизм является в значительной мере следствием авторитарного и патерналистского характера традиционных политических режимов, что делало невозможным разделение властей, открытое регулирование отношений между различными политическими силами и в то же время утверждало незыблемость иерархии статусов, в идеале основанной на критериях учености и нравственного совершенства, но на практике опирающейся на соображения материальной или непосредственно политической выгоды. Неуважение к закону и формальным институтам, естественно дополнявшееся акцентом на нравственное совершенствование, благоприятствовало такого рода метаморфозе. Данной подмене понятий мы обязаны самим словом «партия» в языках стран этого региона (в китайском языке – «дан»). Исторически указанный термин обозначал объединения внутри правящих верхов, которые были основаны на личностных связях и тем самым наносили ущерб интересам государства и общества. Неудивительно, что в традиционном словоупотреблении он имел явную негативную коннотацию и в западной литературе переводился обычно как «клика»[136]
. В современных работах чаще всего употребляются более нейтральные термины – «фракция», «группировка».