Таким образом, азиатский политикум представляет собой сложное переплетение формальных, легальных и неформальных связей, а подчас и весьма устойчивых институтов. Такое положение характерно для всех стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, но конкретный характер неформальных связей и их политическая значимость, конечно, во многом зависят от национальных форм политического уклада. Исследователи подчеркивают почти непреодолимые трудности, на которые наталкивается попытка составить всеобъемлющую теорию патрон-клиентских отношений в этом регионе, что придает особенную важность сравнительным изучениям данной проблемы[137]
. Можно сказать, что патрон-клиентские отношения здесь являются закономерным естественным следствием феномена «гибкой власти», о котором говорит Н. Н. Емельянова[138].Вместе с тем, на наш взгляд, в пестрой картине неформальной азиатской политики можно выделить два стабильных фактора, как бы два полярных начала: патрон-клиентские отношения и фракционные организации как часть традиционной политической культуры и процесс модернизации, который способствует глубокому изменению этих традиций. В целом модернизация имеет своим следствием систематизацию и отчасти легализацию фракционных связей, а также усиление в них монетарного, рыночного начала.
Столь же очевидно, что доминирование авторитарной или демократической модели модернизации предопределяет и различия в формах и роли фракционных организаций в политической жизни стран рассматриваемого ареала. Например, в Коммунистической партии Китая, где фракции, согласно ленинским установкам, строго запрещены, неформальные связи в традиционном духе имеют подчеркнуто личностный характер и предполагают отношения взаимной преданности между патроном и клиентом. В то же время эти в своем роде очень прочные узы не имеют никакого институционального выражения. Взаимодействие официальной и неформальной политики в КНР представляет собой один из самых загадочных аспектов политической жизни и, добавим, является важнейшей причиной принципиальной непрозрачности власти в этой стране. Достаточно отметить здесь, что тотальное отрицание фракционных связей и фракционной борьбы в континентальном Китае никоим образом не умаляет их политического значения. Более того, тонкое переплетение формальных и неформальных аспектов политической жизни составляет подлинную сердцевину китайской политики.
Фракционные организации и отношения патрона и клиента составляют существенную и притом открыто признаваемую сторону политической деятельности также в формально демократических Японии и Южной Корее. С одной стороны, демократическая модернизация повсюду в Азии сопровождается превращением фракций в более или менее открытые, даже официально признанные организации, основанные на вполне объективных критериях материальной или политической выгоды (что, как известно, в азиатской политике практически неотделимо). С другой стороны, фракции в партиях, парламентах и даже правительствах остаются четко очерченными организациями, связанными жесткой дисциплиной и безусловной преданностью ее членов лидеру[139]
. Такое положение дел отражает, несомненно, господствующий этос и моральные ценности японского и корейского обществ.На Тайване эволюция фракционного начала в политике продвинулась, пожалуй, дальше всего в сторону демократизации, что в целом соответствует высокому уровню демократической модернизации политической жизни на острове. Примечательно, что фракционная борьба в Гоминьдане, где фракции были запрещены, впервые выплеснулась в публичное пространство как раз в момент поворота к демократизации и выбора нового лидера партии в середине 1980-х гг. Данный факт сопрягается с наблюдением О. Г. Харитоновой, сделанным на основании интерпретации мысли Б. Геддес, что при однопартийном режиме межфракционные разногласия меркнут перед перспективой утраты власти, если подобного рода противоречия не будут так или иначе нейтрализовываться или хотя бы затушевываться: одной из причин трансформации однопартийного режима является именно «нарушение политического эквилибриума»[140]
. Но если трансформация режима уже началась и он из однопартийного стал превращаться в многопартийный, то публичная демонстрация «эквилибриума» становится все более сложной и внутренние противоречия в виде противостояния фракций вырываются наружу.