Демон

На следующий день он выписался из отеля и отправился в бесконечный поход по магазинам, маленьким и большим. Он обошел весь Манхэттен вдоль и поперек, все его улицы и переулки, нарочно шагая как можно медленнее. Он искал лишь одну вещь, и у него было достаточно времени, чтобы найти именно то, что нужно.

Семья ждала. И надеялась. Пыталась как-то продержаться еще один бесконечный, тревожный день. Если звонил телефон, они сразу бросались к нему. Линда старательно уговаривала себя, что надежда есть, но у нее внутри все омертвело. Она убеждала других. Но сама уже знала. Просто знала, и все.

Время уже не имело реального смысла для Гарри. Время дня, дни недели стали просто условными обозначениями. Шли часы, проходили дни. В субботу утром он нашел, что искал. Позолота на длинной изогнутой рукоятке смотрелась изысканно и элегантно. Невероятно красивая вещь – на бархатном ложе в стеклянной витрине, пурпурном, как кардинальская мантия.

Он дошел до Центрального парка по Пятой авеню и сел на скамейку у озера, где плавали утки и отражались в воде небоскребы. Он сидел. Целый день. И смотрел. Смотрел в том же мертвенном оцепенении, в котором смотрел с набережной на океан, ходил по улицам и магазинам. В оцепенении, которое помогало ему отстраниться от собственных чувств. Именно это оцепенение и отчужденность давали возможность сделать то, что он должен был сделать… Оцепенение… Омертвелость. Омертвелость, которая поддерживала в нем жизнь. Позволяла двигаться и дышать. Сладкая, вечная смерть, вот только долго ли она продлится? Сколько ему отпущено времени, чтобы наслаждаться свободой от черной бездонной дыры, поглотившей всего Гарри Уайта? Он сидел. Слушал едва различимое бурление у себя в голове. Чувствовал, как меняется воздух, когда солнце скрывается за тучей. И выглядывает опять. Оно теплое. Солнце. Он это чувствовал всем своим существом. Забавно. Кажется, он уже целую вечность не ощущал тепла. Или холода. Он сидел. И смотрел. Утки плавали по воде, взбивая рябью отражения небоскребов. Отражения таяли и растворялись в себе. Гарри вздрогнул. Они никогда не были полностью целыми. Вот почти. И опять рябь. Тающие отражения. Он смотрел. Сидел. И смотрел. Солнце светило в лицо. Играло бликами на воде. Бог где-то там, у себя на небесах. Черт! И Ра тоже. РА! РА! РА! Все та же хрень!!!! Солнце скользило по озеру. Солнце садилось, прячась за деревьями. Длинные тени. Сумеречная прохлада. Тени все гуще. Краешек солнца… Все холоднее… Темнее…

Ночь!

Черная ночь…

Черная

ночь! Черная-черная ночь!

Ледяной холод… Пробирает до самых костей.

Холод. Лед. Он промерз до костей. Убийственный холод. Так темно. Черная ночь. Городские огни отражаются в озере. Все сверкает, как в Рождество. Желтый свет над скамейкой. Нависает над Гарри. Его тень съежилась под скамейкой. Под ним. У него за спиной. Прямо в нем. Озеро мерцает огнями. Убийственный холод. Дрожь. Луна его не замечает. Улыбается своему отражению. Озеро идет рябью бессчетных лун. Чернота ночи все гуще. Желтый свет на скамейке. Совсем один. В одиночестве. Наедине с ночью. Наедине с озером. Наедине с луной и мерцающими огоньками. Наедине с собой. Холод воспламеняет чувства. Холод вдыхает в него жизнь. Жизнь! ЖИЗНЬ!!!! О Господи, нет. НЕТ! НЕЕЕЕЕЕТ!!!!

Голова

упала на грудь, словно она не держалась на шее, и он схватился руками за голову…

Почему все должно быть именно так???? Почему?

Почему?

Он прижал к животу сверток, согнулся пополам и принялся раскачиваться взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед, и опять, и опять, и опять

вот опять