Демон

Кто, черт возьми, злится? С чего бы мне злиться? Лишь потому, что ты так трясешься над своим сокровищем…

Линда продолжала смотреть на него, но теперь в ее взгляде уже не было удивления. Лишь раздражение и горькое разочарование. Хочу тебе кое-что объяснить, Гарри – Гарри внутренне сжался, ему хотелось встать и уйти, или просто исчезнуть, или все изменить, и что за хрень тут вообще происходит – хотя я не обязана ничего объяснять. Я вольна говорить «нет» или «да» кому захочу и когда захочу. Но мне хочется, чтобы ты знал… И тогда, может быть, ты кое-что для себя уяснишь… Или, может быть, я говорю это лишь потому, что меня раздражает твоя инфантильность…

Ты сама говоришь, что не обязана ничего объяснять…

Да, но я все-таки объясню. Я хочу, чтобы

ты знал: я ни над чем не трясусь и ничего не берегу, потому что беречь уже нечего (Гарри чувствовал, как жар приливает к щекам, и они наливаются краской. Он и вправду краснел. Черт! ЧЕРТ!), у меня нет никаких комплексов, никаких подавленных желаний, никаких жутких, темных и грязных секретов, которые надо скрывать, выдавая себя за девственницу (Гарри сидел, совершенно прибитый. Что за херня?! Он не мог возразить. Не мог даже пошевелиться. Не мог вообще ничего, только молча сидеть и слушать), это просто мое решение, которое я приняла для себя (если бы только она на него наорала или сделала что-то такое, что его разозлит, тогда бы он смог преодолеть эту долбаную инертность, но она не орала. Она просто смотрела ему в глаза и спокойно и твердо говорила все, что хотела сказать, даже не повышая голос), решение, которое появилось не из-за какой-то психологической травмы или кошмарных переживаний, а просто как результат осознания себя… как моя собственная внутренняя потребность. Дело совсем не в тебе, и не в ком-то еще… Дело только во мне. Знаешь, Гарри, я не какая-то девочка-хиппи, не раскрепощенная эмансипе и не разочаровавшаяся в любви самка, которая кидается на всех мужиков без разбора. Я просто взрослая женщина, и я решила, что, когда в следующий раз лягу в постель с мужчиной, это будет мой муж. Мой муж, она вновь улыбнулась, а не чей-то еще. И не будущий муж, а уже настоящий, тогдашний. Извини, Гарри, но все очень просто. У меня нет никаких мрачных, печальных историй о личных проблемах, ее улыбка сделалась еще нежнее, которые можно обдумать и подвергнуть анализу… Все действительно очень просто.

Гарри смотрел на

ее улыбку и чувствовал, как у него на лице застывает совершенно пустое выражение, кровь стучала в висках, голова ощутимо кружилась, и он отчаянно старался придумать, что сказать и что сделать – дернуть уголком рта, кивнуть головой, неопределенно взмахнуть рукой, пожать плечами или улыбнуться, – и хотя внутри все бурлило, он просто сидел и смотрел на ее улыбку. Потом взглянул на часы и попытался – понадеялся – изобразить легкое удивление. Ого, уже поздно. Мне, пожалуй, пора домой.

Линда ничего не сказала, стараясь не выдать своего разочарования, и просто смотрела, как Гарри уходит. Ее действительно огорчило то, как закончился день, и она с облегчением вздохнула, когда за Гарри закрылась дверь. Смущение и неловкость – и напряжение, созданное их разговором – нарастало настолько быстро, особенно когда они оба сидели, молча глядя друг на друга, что стало почти осязаемым и нестерпимым.

Линда продолжала сидеть

за столом и тихонько вздыхать, все еще потрясенная той внезапностью, с какой сегодняшний замечательный день обернулся чем-то настолько… печальным. Да, вот верное слово. Очень жаль. Ей действительно очень жаль, что все так получилось. Она быстро прокрутила в голове их разговор, вспомнила все, что говорила сама, и не пожалела ни об одном слове. Ни об одном. Как бы она ни относилась к Гарри, а ее чувства к нему были нежными и глубокими, она и теперь повторила бы то же самое. Просто есть компромиссы, на которые невозможно пойти без ущерба для самой основы собственной жизни. Она снова вздохнула, убрала со стола кофейные чашки и поставила их в раковину.

Она обвела взглядом комнату, выкинула окурки из пепельниц, а сами пепельницы тоже поставила в раковину, потом погасила свет и легла спать. Однако заснула не сразу, а какое-то время лежала, глядя в темноту и размышляя о Гарри, с нежностью и теплотой, хоть и с горьким разочарованием в нем после сегодняшнего разговора, но она понимала, что это значит, и смирилась с произошедшим: все закончилось, и ничего уже не изменишь. И еще она знала, что, даже если бы можно было вернуться к тому разговору, она повторила бы все слово в слово, и от этого знания беспокойство внутри улеглось, и она погрузилась в сон.