Демон

Его замешательство усугублялось еще и тем, что ему было по-настоящему хорошо рядом с Линдой. Хорошо просто сидеть, разговаривать с ней и шутить, пить кофе и заедать его сыром. Вонючим сыром. Ее близость приятно его возбуждала, и ему хотелось прикоснуться к ее руке, но он почему-то не мог этого сделать. Господи, да что с ним такое?! Почему в животе все напряглось, а в душе поселилось предчувствие, что сейчас что-то случится? Его беспокоили эти странные ощущения вкупе с тем обстоятельством, что он не мог взять Линду за руку. Да и с чего бы ему захотелось держаться с ней за руки? Госссподи, это какие-то детские штучки. Как-то так получилось, что он утратил контроль над игрой. Такого еще никогда не бывало. Все должно быть иначе. Но как? Он почему-то не помнил. Или все-таки помнил? У него было чувство, что он знает, как правильно, но просто сидит на скамье запасных и беспомощно наблюдает, как на поле творится какая-то совершенно бессмысленная ерунда. Ему хотелось вскочить и крикнуть: Здесь явно что-то не так. Здесь все неправильно. Но он просто сидел, разговаривал, и смеялся, и замечательно проводил время, параллельно сражаясь с бесом, бушевавшим внутри, распалявшимся и рычащим, будившим смятение и тревогу.

Он пошел в ванную и встал перед зеркалом, хмуро глядя на свое отражение – или, может быть, отражение хмуро глядело на него? – повертел головой слева направо и справа налево, растянул губы в улыбке, потом тряхнул головой и тихонечко хохотнул, ты сумасшедший, сукин ты сын. Больной на всю голову. Он еще раз оглядел себя в зеркале, пожал плечами и вышел из ванной.

Он встал за спиной Линды, секунду помедлил, потом положил руки ей на плечи и поцеловал ее в шею. Ему показалось, она слегка наклонилась назад, навстречу его поцелую, и он продолжал целовать ее в шею, медленно гладя ее по плечам, и видел себя как бы со стороны – наблюдал за собой, как за актером, играющим роль, – или скорее как за человеком, который подражает актеру в любовной сцене. Он чувствовал себя зажатым, неловким и неестественным, но все равно заставлял себя целовать ее в шею и тянуться руками к ее груди. Очень нежно, но твердо она отодвинула его руки. Он продолжал шумно дышать ей в шею, пытаясь вложить в свои действии больше пыла и рвения, и одновременно мысленно критикуя себя за такое убогое исполнение. Но он не мог остановиться.

Пойдем в постель.

Линда тихонечко засмеялась и обернулась к нему. Ты такой странный. Минуту назад ты смеялся над фильмом «Эбботт и Костелло встречают Человека-волка», а теперь вдруг приглашаешь меня в постель.

Не вижу ничего странного в том, что мужчину тянет в постель с красивой женщиной, он попытался заставить себя поцеловать ее снова, но она мягко его отстранила, и он сел за стол.

Да, наверное. Просто меня удивил выбор времени. Удивил и рассмешил.

Гарри пожал плечами, старательно изображая невозмутимость, но все равно чувствовал себя неловко. Я не знал, что есть какое-то специальное время.

Время есть подходящее и неподходящее, она по-прежнему улыбалась.

Я всегда думал, что всякое время подходящее.

Может быть, для тебя. Но для меня – нет. А в паре участвуют двое.

Гарри снова пожал плечами и попытался прогнать эту сущность, что бесновалась внутри, но не смог. Он не знал, что сейчас произошло и как получилось, что их разговор вдруг скатился на эту тему, и он понимал, что вроде бы делает что-то не то, но уже не мог остановиться и просто не знал, что еще делать и говорить. Что-то вырвалось из-под контроля. И он ничего не мог сделать – только слушать себя, и наблюдать за собой, и чувствовать, как его корежит внутри от этой чертовской беспомощности, когда не знаешь, что делать.

Прости, если я тебя чем обидел…

Ты меня не обидел,

Гарри, она все еще улыбалась ему.

…но я не думал, что ты так тщательно оберегаешь свое сокровище.

Линда пристально посмотрела на Гарри и покачала головой. Ты меня удивляешь, Гарри.

Почему? Ты думала, я монах, давший обет безбрачия, или что?

Если честно, я вовсе об этом не думала. Но если бы думала, то мне бы и в голову не пришло, что ты такой… такой – она пожала плечами и покачала головой – даже не знаю, как это лучше сказать – Гарри смотрел на нее, словно один его взгляд мог бы все изменить, отметить только что сказанное, отменить происходящее, и, самое главное, отметить то, что Линда сейчас собиралась сказать, потому что он чуял нутром: ее слова вонзятся в него, словно острый осколок льда – наверное, я хотела сказать, что никогда не подумала бы, что ты будешь вести себя так по-детски.

Может быть, это ты ведешь себя по-детски. Может быть, это ты…

Гарри, она больше не улыбалась, она смотрела ему в глаза, смотрела так, словно видела его насквозь, не передергивай мои слова, это ничего не изменит. И я действительно не понимаю, почему ты раздуваешь такую проблему из ничего. Или твое эго настолько ранимое, что ты сразу злишься, когда тебе говорят «нет»?