Новая должность требовала от Гарри стопроцентной включенности в рабочий процесс, но ему это нравилось. Столько нового и интересного! Столько нетривиальных, беспрецедентных решений в отношении уже существующих процедур! Столько новых систем, требующих разработки с нуля, да и старые системы нуждались в пересмотре и переделке. Каждый день возникали новые задачи, и к каждой надо было найти свой особый подход. Все это очень бодрило, требовало полной сосредоточенности и поглощало его целиком, не давая копиться внутреннему напряжению.
Гарри частенько задерживался на работе до семи-восьми вечера, теперь это стало обычным делом, но он старался почаще обедать с Линдой, хотя у него не всегда получалось выделить на обед целый час, и приходилось спешить. Потом он стал выходить на работу и по субботам, часа на четыре или на пять, и Линда использовала это время на домашние дела, которые не успевала сделать на неделе. Гарри хотел, чтобы она наняла домработницу, но Линде нравилось самой заниматься домом. Они оба втянулись в новый распорядок, и их семейная жизнь проходила спокойно и гладко.
В интимной жизни все было прекрасно, она стала со временем только лучше. Чем ближе знакомство, тем острее восторг. Им нравилось открывать друг для друга новые рубежи удовольствия – прикосновения, на которые твой партнер отзывается тихим вздохом или дрожью во всем теле, – нравилось вызывать эти отклики и откликаться самим.
Время шло тихо и незаметно, только погода менялась, и вскоре возникла необходимость в теплом пальто. Воскресные газеты сделались толще, прирастая рекламными страничками, а это значит, что близился очередной сезон праздников. Радостное волнение Линды росло с каждым днем, она с нетерпением ждала их с Гарри первых праздников в качестве мужа и жены.
День благодарения прошел просто волшебно, и его превзошло только празднование Рождества. Линда долго готовилась, мечтала, планировала, бегала по магазинам – и вся их квартира буквально искрилась радостью и рождественским разноцветьем. Они нарядили елку за неделю до Рождества, и, возвращаясь домой с работы, Линда первым делом включала гирлянды. На входной двери висел венок, на люстре в столовой – ветки омелы. Все было наполнено теплом и светом, в доме царил дух Рождества, он пронизывал всю квартиру и воздействовал на ее обитателей. Гарри чувствовал праздничное настроение еще в лифте, и ощущение праздника нарастало, когда он открывал дверь и слышал тихое звяканье колокольчика на рождественском венке, и оно накрывало его с головой, когда он входил в кухню и видел Линду, хлопочущую у плиты, и она говорила ему: Привет, милый, я тебя ждала. Он целовал ее сразу, даже не сняв пальто; потом садился в гостиной и смотрел на огни, сверкающие на елке, и наслаждался спокойным внутренним свечением.
Рождественским утром они оба уселись на пол под елкой и принялись разворачивать подарки: рвали оберточную бумагу, словно нетерпеливые детишки, охали, ахали, взвизгивали от восторга, обнимались, целовались, смеялись… Они очень много смеялись.
Они съездили в гости к родителям Гарри, потом – к родителям Линды и вернулись домой поздно вечером, усталые, но в приподнятом настроении, опьяненные радостью этого долгого рождественского дня, превзошедшего все ожидания. Гарри бросил пальто на диван и рухнул в кресло. Линда уселась к нему на колени, на мгновение прижалась лбом к его лбу и поцеловала его в губы. С Рождеством, мистер Уайт, мой самый красивый, самый любимый на свете муж.
Гарри улыбнулся, накрутил на палец прядку ее волос, нежно поцеловал ее в лоб, в кончик носа и в губы. Я тебя люблю. Я люблю тебя, Линда Уайт. Ты – мое Рождество.
Линда была вполне довольна жизнью. Конечно, ей хотелось бы видеться с Гарри почаще, и она не совсем понимала его потребность в успехе, но принимала его устремления и смирилась с его графиком. Зато время, которое они проводили вместе, принадлежало только им двоим, и она очень его ценила. Они гуляли пешком, катались по городу на машине, ходили в кино, в парки и в зоопарк, рассматривали витрины на улицах, ужинали в ресторанах или просто сидели весь вечер дома, разговаривали и смеялись, чувствуя невероятную близость друг к другу, сокровенную и совершенно особенную. Линда чувствовала, что живет полной, счастливой жизнью. И была уверена, что Гарри чувствует то же самое.
Он умел так на нее посмотреть и так к ней прикоснуться, что она ощущала себя особенной, единственной и неповторимой, словно кроме нее для него никого больше не существует – никого и ничего, – и она вся таяла внутри, и ее глаза загорались восхитительным нежным светом.