в землю, и пусть черви едят его тело. Все что угодно.
16
Всему есть предел. Предел силам и времени. Предел терпению. Линда дошла до предела. Все время вышло. Она не могла больше пассивно смотреть, как мужчина, которого она любит, постоянно ее отвергает и унижает, обращаясь с ней, как с каким-то ненужным грузом, с лишним багажом, от которого ему, очевидно, хотелось избавиться, но он не знал как и поэтому продолжал наказывать ее своим холодным безразличием. Она не знала причину такого поведения Гарри, но не собиралась сидеть сложа руки и терпеть подобное к себе отношение.
Она поехала к маме и неуверенно рассказала ей, что происходит в ее семье и ее жизни, запинаясь на каждой фразе, заливаясь слезами и тряся головой – мама ее обнимала и пыталась утешить, унять боль и печаль своего ребенка, своей кровиночки – а Линда растерянно смотрела на маму, ее буквально трясло от горя и отчаяния, и она вновь и вновь повторяла, что совершенно не представляет, что происходит. Я просто не знаю, мам. Я не знаю, что происходит…
милая, да…
не знаю. Мама, пожалуйста, помоги мне… помоги…
тебе надо выплакаться, она обняла дочь еще крепче и прижала к себе, чувствуя ее боль, и печаль, и горячие слезы, капавшие ей на грудь.
Когда Линда более-менее успокоилась, они обсудили сложившуюся ситуацию и решили, что Линде надо поговорить с Гарри и рассказать ему о своих чувствах, и тогда, может быть (будем надеяться), он объяснит ей свое поведение, объяснит все логично и просто, и она убедится, что у них все хорошо. Если же нет…
Линде и Гарри-младшему будет лучше какое-то время пожить у Линдиных родителей. Мама считала, что лучше день-два подождать. Чтобы ты успокоилась, милая.
Нет, мама. Я не могу ждать. Не могу больше откладывать. Мне надо все выяснить прямо сейчас. Она оставила сына у мамы и вернулась домой, полная решимости поговорить с Гарри.
Вечером, как только Гарри приехал с работы, Линда сказала, что у нее есть к нему разговор. Она промучилась много часов, пытаясь придумать, как сказать все, что надо сказать, легко и доходчиво, но чем больше она размышляла, тем сильнее путались мысли, а душевная боль становилась все невыносимее, поэтому она просто выпалила без предисловий, что собирается пару дней пожить у мамы.
Почему? Он буквально оцепенел. Все внутри взорвалось паникой, глаза защипало от слез, сердце сжалось от страха, что он останется совсем один, но больше всего он боялся, обмирая от жуткого, липкого ужаса, что сейчас она скажет ему почему и он просто не сможет жить с этим знанием, но у него нет абсолютно никакой защиты от ее слов.
Почему? Потому что у нас происходит что-то непонятное, и мне это очень не нравится.
Не понимаю… Ты о чем говоришь? Его голос был жалким, умоляющим, неубедительным; его плечи понуро сгорбились.
Твое поведение, Гарри, Линда отчаянно старалась сохранить в себе твердую решимость высказать все, что она собиралась сказать, и принять необходимые меры, как бы ей ни было больно – Гарри качал головой, но не смотрел на жену, смотрел в пол – ты… ты со мной обращаешься так, словно я тебе стала противна, она старалась не повышать голоса и говорить по возможности нейтральным тоном, старалась не видеть его умоляющий взгляд, ты со мной не разговариваешь, ты ко мне не прикасаешься, ты меня не целуешь, а если я спрашиваю о чем-то, ты мычишь что-то невразумительное и поворачиваешься ко мне спиной – ты всегда поворачиваешься ко мне спиной, Гарри, как будто стыдишься меня, или я тебе надоела, или тебе противно на меня смотреть, или я чем-то тебя обидела, и теперь ты меня презираешь и ненавидишь – Гарри, у тебя есть другая женщина?
покачал головой, но не стал ничего говорить, у него просто не было сил отвергать обвинения, потому что он знал, если он попытается возразить, она начнет задавать вопросы, простые вопросы, на которые он не сможет ответить, и в конце концов выложит ей всю правду, и при одной только мысли об этом его охватил парализующий ужас. Он опять покачал головой, взгляд все так же устремлен в пол, в глазах все то же жалкое выражение. Почему ты спросила? Я не…