Демон

чуть ли не бегом промчалась по больничному коридору, вихрем ворвалась в палату Гарри и по инерции прошла еще несколько шагов, остановившись буквально в двух футах от его койки. Гарри взглянул на нее и попробовал улыбнуться, но тут же невольно поморщился от боли, и именно эта гримаса подтолкнула ее вперед, она обняла его и прижала к себе. Ой, Гарри, Гарри, мне очень жаль, что все так получилось, но с тобой все в порядке, да? Она вдруг поняла, что сжимает его слишком сильно и, возможно, делает ему больно, и разжала объятия, и отступила на шаг. Ой, милый. Прости. Я сделала тебе больно? Я не подумала, извини. Я…

Нет-нет. Все в порядке. Выглядит страшно, но на самом деле все не так плохо. Он посмотрел на нее и заставил себя улыбнуться, превозмогая страх, стыд и чувство вины.

Линда

смотрела на Гарри, ее глаза влажно блестели, и она вдруг как будто застыла между влечением и осуждением, но она так давно не видела мужа, мужчину, которого любит, и сейчас он казался таким беззащитным, таким беспомощным, таким… измученным, что вся ее сила воли растворилась – медленно, но верно – в ее тяге к нему и в его боли. Она присела на краешек его койки. У тебя вправду все хорошо, милый?

Гарри почувствовал, как его голова кивает сама собой, ему безумно хотелось обнять жену, прижать к себе, поцеловать или просто к ней прикоснуться – к ее руке, к щеке, – просто прикоснуться и сказать ей, что он ее любит, но он даже не шелохнулся, только молча кивал, и все его внутренние устремления к чему-то хорошему боролись с демоном, что набирал неодолимую силу, питаясь чувством вины и стыда, и выгрызал в душе черную дыру отчаяния. Он обернулся на звук открывшейся двери. В палату вошел Боб.

Линда, привет. Как настроение?

Даже не знаю, она покачала головой и попробовала улыбнуться.

Главное, ты не волнуйся, он улыбнулся, положив руку ей на плечо, все хорошо. Твой муж в порядке, жить будет. Линда вздохнула, и на нее накатила такая волна облегчения, что ей показалось, будто она сейчас просто рассыплется на кусочки или грохнется в обморок. Сотрясения нет, переломов и трещин нет, сообщил Боб, обращаясь к Гарри, никаких осложнений на сердце, и вообще никаких осложнений.

На сердце?

Боб ободряюще улыбнулся и положил одну руку на плечо Гарри, другую – на плечо Линды. Вам не о чем беспокоиться.

Иногда после таких происшествий у людей, и особенно у людей старшего возраста, возникают сердечные осложнения, поэтому мы и делаем кардиограмму, на всякий случай. Но ты, Гарри, в отличной форме. Для своей нынешней формы, он хохотнул и чуть сильнее сжал руки у них на плечах, тебе повезло.

Линда улыбнулась, Гарри тоже попробовал улыбнуться, но не мог выжать улыбку.

Когда он сможет вернуться домой?

Да прямо сейчас, если хочешь. Только старайся не перенапрягаться в ближайшую пару дней.

Гарри вдруг охватила паника. Я смогу завтра пойти на работу?

Да, вполне. Но повторяю, старайся не перенапрягаться. И выйди попозже, чтобы не толкаться в электричке в час пик. Окей?

Гарри кивнул.

Хорошо. А через неделю приходи ко мне на прием.

Спасибо.

Спасибо, Боб, я так тебе благодарна. За все.

Не за что, Линда. Это самое малое, что я могу сделать. Он всегда мне поддается, когда мы играем в гольф, он рассмеялся. Не забудь, Гарри. Жду тебя через неделю.

Боб ушел. Линда с Гарри смущенно уставились друг на друга.

Ну, что ж. Мне, наверное, надо одеться.

Как только они вошли в дом, Гарри сразу сел в кресло.

Тебе что-нибудь принести, милый? Кофе? Сок?

Нет, спасибо… милая. Гарри улыбнулся бледной улыбкой. Он ужасно устал – обессилел. Слишком устал, чтобы поддерживать внутреннюю борьбу, и поэтому было объявлено перемирие. Его накрыло волной тихой нежности. Побудь со мной, я хочу на тебя посмотреть.

Линда присела на подлокотник кресла и взяла Гарри за руку. Он на миг задержал взгляд на их сплетенных руках, потом потянулся свободной рукой и легонько погладил жену по тыльной стороне ладони, а затем прислонился к ее плечу, наслаждаясь ощущением ее теплой и гладкой, такой нежной кожи – и редким ощущением покоя внутри.

В тот вечер в доме Уайтов было мало движения и разговоров. Хотя физически Гарри не пострадал, отделался только несколькими порезами и синяками, моральная встряска полностью его опустошила, и у него не было ни сил, ни желания вести серьезные разговоры. Они с Линдой легли спать пораньше, и впервые за много ночей оба быстро уснули и хорошо выспались.

На следующий день, ближе к обеду, Гарри нервно заерзал на стуле и почти поддался искушению пойти прогуляться, но все-таки взял себя в руки и решил никуда не ходить, успокоившись тем, что пообещал себе нынче же вечером оприходовать очередную бабенку, может быть, даже на западной стороне, возле доков. Он не забыл о случившемся и хорошо понимал, что его могут снова избить, а Линда – снова уйти от него, но понимание ничего не меняло. Он уже был не властен над своими поступками. Некая сила, намного мощнее его самого, как будто подталкивала его к вратам безумия или смерти.