Он зашел пообедать в ресторан и ждал, когда рассосется очередь в кассу, чувствуя, как свинцовая тяжесть скрежещет в глубинах нутра, как нарастает дурная тревожность, он знал, что ему надо ехать домой сразу после работы, и знал, что он никуда не поедет, не сразу. Внезапно он сжал в руке чек, сунул руку в карман и помахал людям в очереди. Подожду вас на улице. Мне надо на воздух, и пошел к выходу. Ему хотелось бежать со всех ног, но он заставил себя идти медленно, нормальным шагом, весь нескончаемый путь до двери, и даже на пару секунд задержался у двери, вышел на улицу и пошел – медленно,
до ближайшего перекрестка, где завернул за угол, и прошел еще несколько футов, и только тогда остановился и привалился спиной к стене здания. Сердце так бешено колотилось в груди, что ему было трудно дышать. Все его тело, все его существо, переполнилось чувствами, яркими и живыми, хлещущими через край. Даже не верилось, что это все происходит с ним. Этот бьющийся внутри пульс. Этот вихрь в животе, который как будто тянулся к горлу. Гарри знал, что когда-то испытывал те же чувства, только очень давно, в незапамятные времена, настолько далекие, что теперь, когда он попытался их опознать, его охватили растерянность и смятение. Он не стал слишком сильно стараться, все равно это было без толку; он совершил кражу впервые в жизни, и таких переживаний у него раньше не было. Он на секунду задумался, почему он так сделал. А если бы кто-то схватил его за руку, остановил бы его на выходе? А вдруг его остановят сейчас и, может быть, вызовут полицию? Он судорожно сглотнул и огляделся по сторонам. Госссподи, у него в животе все бурлит. А потом он узнал это чувство. Оно полыхнуло внутри жарким пламенем. Страх вмиг исчез, он уже не боялся быть пойманным. Исчезло все, кроме радостного возбуждения, накрывшего его с головой. Это было точно такое же возбуждение, как в тот раз, когда он впервые трахнул девчонку. Он не был уверен, что он ее трахнет. Тони его уверял, что она дает всем, но то же самое ему говорили и раньше. Он вспомнил, как волновался в тот день и жутко боялся обосраться от страха или надуть в штаны. Но все обошлось. Именно так он и чувствовал себя сейчас. То же самое возбуждение до и после. Та же тревога. Тот же холодный пот. Тот же привкус во рту. Тот же пьянящий восторг. Гарри Уайт расправил плечи. Улыбнулся и радостно огляделся по сторонам. Госссподи, как же ему хорошо. Он запустил руку в карман, достал неоплаченный чек, аккуратно сложил и убрал в бумажник. Секунду подумал, вновь достал чек, написал на нем дату и вернул на место. Он себя чувствовал не только воодушевленным, но и свободным. Да, свободным. Сукин ты сын. Да. Он свободен. Пружинистой легкой походкой он зашагал на вокзал, чтобы ехать домой.
Когда Гарри позвонил и сказал, что он сегодня задержится на работе, Линда подумала, что ее сердце сейчас остановится. В прямом смысле слова. Она молча кивала в телефонную трубку и в конце концов все же сумела выдавить несколько слов. Ей стало по-настоящему дурно, и, когда разговор завершился, она еще долго сидела у телефона, стараясь унять дрожь. Ей не верилось, что сегодня что-то может его задержать и он не отложит все свои дела, чтобы вовремя приехать домой – сегодня, когда она ждет его дома впервые с тех пор, как… как она уезжала погостить у родителей.
Она снова и снова твердила себе, что переживает за его здоровье, что у него, может быть, есть какие-то скрытые повреждения, не выявленные на обследовании… какая-нибудь… внутренняя гематома, или тромб, или что-то подобное…
в другом. На самом деле она не боялась потерять Гарри из-за внутренней гематомы или каких-то неясных проблем, связанных со здоровьем.
Когда Гарри приехал домой гораздо раньше, чем Линда его ожидала, она удивилась и даже слегка испугалась. А потом вдруг поняла… В полном душевном смятении, в беспорядочном вихре чувств она все-таки поняла. Гарри улыбался. Сквозь синяки и нашлепки пластыря он улыбался…
кофе, поели сыра и крекеров. Вонючего сыра. Теперь, когда напряжение улеглось и все страхи прошли, облегчение было настолько неимоверным, что они оба с готовностью не замечали некоторый истеричный надрыв и в себе, и друг в друге.
В ту ночь они занимались любовью. А потом еще долго лежали, обнявшись, и говорили о ночи, о звездах, об их жизни, но больше всего – о любви, их любви…
нежно погрузились в глубокий сон.
Гарри не просто воспрянул духом – еще много дней он пребывал чуть ли не в маниакальном восторге. Он ощущал себя новым человеком, да,