объяснений я просто не вижу, Линда почувствовала, как внутри у нее шевельнулся пронзительный страх, и хотя ей хотелось во всем разобраться, еще сильнее ей хотелось не знать ничего, потому что есть правда, которую лучше не знать, лучше не доводить до того, чтобы Гарри внезапно признался, что у него есть другая и он хочет развода. Ей не хотелось его потерять, ей просто хотелось, чтобы он изменился и снова стал тем человеком, за которого она вышла замуж пять лет назад. Может быть, если я пока поживу у мамы, вы с доктором Мартином разберетесь в твоей проблеме. Я очень на это надеюсь, она посмотрела на Гарри, она ждала, что он скажет, и надеялась, что он попросит ее остаться, что он улыбнется и заверит ее, что все хорошо – или будет хорошо, – но он просто сидел, смотрел в пол, втянув голову в плечи. Гарри, тебе все равно?
Ему так хотелось взять ее за руку и попросить – умолять, – чтобы она не уходила, но он не мог даже пошевелиться, раздавленный болью отчаяния и этой странной, кошмарной апатией, что обвила его, как змея, и сжимала все туже и туже.
чем дольше сидел, глядя в пол, тем сложнее ему было заставить себя поднять голову и посмотреть ей в глаза.
долго, ждала, что он все же ее остановит, но его затянувшееся молчание вынудило ее к действиям. Она пошла в спальню и быстро собрала вещи. Уже перед выходом она попыталась что-то сказать, но слезы буквально душили, и в горле встал ком безысходной печали. Она ушла молча.
Гарри слышал ее дыхание, ее вздохи, ее движения наверху, пока она собирала вещи, потом он почувствовал, что она стоит рядом и смотрит, а затем она вышла в прихожую, и он услышал, как хлопнула дверь, как завелся мотор, как машина медленно поехала прочь…
не случилось, что могло бы ее удержать. Ничего не случилось, что могло бы заставить его шевельнуться. Он так и сидел, глядя в пол. Изо всех сил надеясь, что вот сейчас он погрузится еще глубже в себя и внезапно проснется… вырвется из этого кошмара… Но он знал, что ничего такого не произойдет. Это был просто сон.
Линда медленно отъехала от дома, скрип гравия под колесами ее машины казался пронзительно-громким и почему-то зловещим. Она постоянно поглядывала в зеркало заднего вида и даже пару раз остановилась и оглянулась в надежде, что Гарри стоит на крыльце или бежит по подъездной дорожке и машет ей, мол, возвращайся, не уезжай. Боженька, миленький, ей так не хочется уезжать. Она решила уехать, если так будет нужно, но она была абсолютно уверена, что он не даст ей уйти, что он все объяснит, и уймет ее страхи, и попросит ее остаться. Она остановилась на выезде на дорогу. Дорога была совершенно пустой. Пустой и тихой. Линда напрягла слух, не раздастся ли за спиной звук торопливых шагов, все громче и громче, все ближе и ближе – но нет. Тишина. Только шум приближающейся машины. И вот он уже затихает вдали. Шагов не слышно. Все тихо. Лида заплакала. Она действительно уезжает. И никто ее не остановит, не помешает ей выехать на дорогу и укатить прочь. О Господи, ей так не хочется уезжать. Она вслепую нашарила в сумке носовой платок и тут же его отшвырнула, вздрогнула, застонала и провела по лицу руками, чтобы вытереть слезы. Она уезжает уже не на несколько дней. У нее было стойкое ощущение, что она уезжает навсегда. Больше она никогда не увидит Гарри, никогда не увидит свой дом. Если уехать сейчас, это будет похоже на смерть. Внутри у нее поселилась пугающая и бездонная пустота, стремительно наполнявшаяся слезами. Ей казалось, что ее кости медленно растворяются в этих слезах, и было никак невозможно сдвинуться с места, переключить передачу…
ногу на педаль газа…
педаль…
покрепче и вывернуть руль…
на дорогу…
ее прочь…
на небесах…
не бежит за ней вслед…
просит ее остаться…
вернись…
Машина медленно выехала на дорогу, и подъездная дорожка к дому, и сам дом почти тотчас скрылись из виду. Осталась только дорога, которая скоро сольется с шоссе. Солнце стремительно уходило за горизонт, тени сгущались и вытягивались по дороге все дальше.