Референдум закончился 14 августа, Фейсал был избран королем 96 процентами голосов.[698]
Курды воздержались. Он был коронован 26-го, и, когда музыка играла «Боже, храни короля» — еще не было гимна Ирака[699] — объявил об отмене мандата и о подписании в скором времени союзного соглашения между Англией и Ираком.Первая английская бригада покинула Месопотамию.
Глава XXXIV.
С возвращением Лоуренса в Лондон[700]
, когда конференция в Каире была закончена[701], его письма наполнились горечью. «Я пригвожден к месту, исчерпан», — писал он Кеннингтону.[702] Консультируя Черчилля в течение года, он с нетерпением ждал 28 февраля 1922 года[703], заказывал иллюстрации к своей книге, готовил идеальную типографию. Хотя он не владел почти ничем, и не хотел владеть в дальнейшем, свою страсть к вещам, которые утолялась когда-то на раскопках, он утолял теперь, составляя макеты расположения текста на странице, переплета, идеальной книги. Он организовал строительство коттеджа в Эппингском лесу, рядом с домом Ричардса — когда-то в Аравии он мечтал вместе с ним печатать стихи с помощью ручного пресса. Для него имело значение, что в этой части леса запрещалось строить «постоянные жилища»: он повесил в своем коттедже огромные ковры и писал, правил, перед маленьким смешным солдатиком, которого хеттский ребенок унес с собой в могилу…Все это происходило так, как будто Черчилль стал исполнительным агентом исторической судьбы, которую Лоуренс первым разгадал. После стольких препятствий конференция в Каире, а затем коронация Фейсала закончили то, что подготовило взятие Дамаска. Неважно было, что мотивы действий Черчилля не совпадали с мотивами Лоуренса; хватало того, что он соглашался идти по непредсказуемым путям судьбы. Но после своей победы Лоуренс оказался на службе уже не у судьбы, а у английского правительства. Раньше он предлагал политику, а средства ее исполнения уточняли потом; теперь от него ждали средств исполнения политики, которую ему предлагали — а скорее навязывали.
Субвенции и власть, переданная Абдулле, подразумевали ратификацию его отцом до сентября
Никогда Хуссейн не признавал соглашение Сан-Ремо; никогда он не признавал ни малейшего изменения трех соглашений, которые заключила Англия: письма сэра Генри Мак-Магона, вследствие которого он развязал Восстание, декларации Семи Сирийцев, англо-французской декларации от ноября 1918 года. С первого дня восстания он был уполномоченным арабского движения, и был до сих пор, хотя его авторитет все ослабевал. Фейсал, теперь коронованный, встречал препятствие за препятствием: и смуты в Трансиордании были таковы, что Абдулла подумывал о том, чтобы отречься от престола. Если трудно было понять, в какой мере Хуссейн мог бы поддержать своих сыновей, было легко увидеть, насколько он мог им мешать, пока оставался их нечистой совестью, пока его авторитет оставался на службе арабского движения, единство которого он обеспечивал. Без его согласия порядок на Среднем Востоке оставался предварительным. Англия сделала многое; она ждала, что он теперь примет положение со всеми его приобретениями и потерями и будет верно сотрудничать с ней.
Если его влияние оставалось весомым, его королевская власть была слабой как никогда. Ибн Сауд два раза разбил хиджазские войска; фанатичная организация, которая подчинялась ему, «Братство», увеличивалась. Они ненавидели Хуссейна, нечестивого повелителя священных городов, продажного, богатеющего с даров, приносимых нищими паломниками. Уверенные, что тот, кто погибает в сражении, обретает рай, они были значительно более решительными, чем хиджазские войска, более многочисленными, более дисциплинированными — прежде всего, более уверенными. Власть короля зависела от помощи египетской армии, от сохранения или прекращения субвенций, которые Англия выделяла Ибн-Сауду, если он собирался выйти в поход на Мекку. Лоуренсу было поручено добиться от короля сотрудничества в обмен на соглашение пожизненно обеспечивать его субвенциями, которые — как и его противник — он получал от Англии, и защищать его от всякой агрессии.