Демон пустоты

Меня оглушает грохот, он звучит громче любых звуков вокруг. Я не сразу понимаю, что это отчаянно стучит мое сердце. Никогда раньше я не думала, что у меня есть сердце… Так отчаянно хотелось, чтобы Гьоль остановился и увидел меня. Чтобы посмотрел только на меня.

И он смотрит – так долго, что время застывает. Один долгий миг перед тем, как навсегда уехать из царства Чхве.

Октябрь 2015 года

«РВАНЫЕ РАНЫ» 5

Пакеты на миг остановились друг напротив друга, зависли, чуть покачиваясь, а потом опять начали кружить по пустому заднему двору. Один был заляпан грязью – кажется, на него кто-то наступил, а логотип «Ревайс» истерся в бесчисленных морщинах; другой, маленький и черный, приземисто полз под сдавливающим его ветром. Если некоторое время смотреть на то, как летают полиэтиленовые ошметки, можно ощутить что-то неприятное, словно сам ты – всего-навсего пустой скомканный пакет, которым управляет кто-то, тебе невидимый. Из-за угла, около которого стояли хлопающие крышками мусорные баки, вывернул Терновник и еще раз наступил на бледный «Ревайс». Хлоп – и все.

– Привет, пацан, – корявая ладонь опустилась на голову. – Бери полотенца.

– Тебя ждет Шэт. Она размахивала камерой и орала, что ты проклятый идиот.

– Опоздал. – Терновник посмотрел на часы, сдвинув широкие дуги бровей, выпуклые, как пластилиновые валики.

Терновник – это мой брат, если вы еще не поняли. Именно поэтому я могу стоять на заднем дворе «Гейта», где постоянно ошиваются торчки, обезумевшие от зрелища боя девки и прочий трущобный люд, тогда как вы точно обходили бы это место стороной. За спиной взвыло сотнями голосов – наверное, Файнс все-таки проиграл. И стоило столько выпендриваться и денег на рекламу тратить – все равно любому было понятно, что он слабак.

– Еще тебя ждет этот, – вспомнил я, почесывая заросшую голову и произнося последнее слово как можно более язвительно. – Будет, как обычно, клянчить…

– Это не твое дело, пацан.

В этот раз в голосе брата добродушия поубавилось. Он отодвинул меня с дороги и нырнул в темный коридор. Вся спина покрыта шрамами, а на руках красуются выжженные и вырезанные узоры, из ран превратившиеся в бледные полосы. За это его Терновником и прозвали – за то, что режет себя нещадно, как будто ему на ринге мало достается. Уродливый, как черт, череп здоровый, глаза узкие, а кулаки…

Я надеялся, что когда вырасту, стану таким же, но пока до этого далековато. Я опустил взгляд на сжатый кулачишко, потом перевел его на покрытый белесыми змеями шрамами кулак Терновника и только вздохнул.

– Су… – начала было Шэт, вскочив со стула, но брат быстро перехватил ее и положил на задницу здоровенную ладонь.

Вот ведь удивительно – он на гориллу похож, а стоило ему прикоснуться к Шэт, как та сразу затихала, шевеля ноздрями.

– Ты должен успеть, – намного спокойнее добавила она, протягивая одну руку к камере.

Некоторое время они так и стояли: Терновник сверлил ее маленькими глазками, посмеивался внутри, но Шэт этого не знала, это лишь я мог догадаться, ведь столько с ним прожил. Девица часто дышала, пытаясь вжать в себя грудь, которая касалась изуродованного живота брата. Побаивалась, но не убегала.

– Ну и сволочь же ты, Терновник, – наконец сказала Шэт и отодвинулась.

Пока она брала у него интервью и спрашивала, собирается ли он победить, что сегодня за бой, что за награда и прочую чепуху, я достал из шкафчика чистые полотенца, бутыль анестеза и расправил скомканную турнирную таблицу. Брат взял в руки любимые ножи и позировал перед камерой, словно какая-нибудь девка из рекламы, а Шэт приговаривала:

– Рожу, рожу пострашнее сделай. Они должны тебя бояться, должны тебя хотеть, – посмеивалась она, обходя его со всех сторон. – Из красивых парней получаются негодные бойцы, все это знают… Злее взгляд!

Иногда мне кажется, что Шэт – больная. Особенно, когда у нее так блестят глаза. Женщины не могут так переться от уродства, пусть даже оно и пахнет мускусом и потом. Хотя тут дело в крови, которая заставляет их изнемогать, бросаться на первого попавшегося. Азарт всех уравнивает – и аристократов из центра города, и еле насобиравших на билет бродяг, и шлюху, и мать семейства. Из зала доносились крики и отчаянный визг восторга. Наверняка зрительницы в ложах уже поскидывали лифчики, меня так и подмывало посмотреть, а то таращиться на худую, как доска, Шэт было неинтересно.

– Кай.

Я обернулся и поморщился. Шэт неспешно убирала камеру, а тут вдруг по-быстрому свернулась и исчезла, будто ее и не было.

Брат разминался, ножи сверкали, и удивительно было, как эта громадина умудряется так быстро двигаться. По имени брата никто не называл уже добрый десяток лет, а многие вообще не знали, что у него есть имя, но пришелец его прекрасно знал. В затхлую комнатушку ворвался запах лосьона и чистых волос. Я недолюбливал Мэриона – педик и имя соответствующее, но что поделаешь, если брату он нравится. Как-то я сказал Терновнику в лицо, что Мэрион – педик, так он так меня отделал, что я больше вообще об этом придурке не заговаривал. А я что… Все так говорят.