Демон пустоты

– Привет, – кивнул брат, отложив ножи.

Тело лоснилось, делая Терновника похожим на копченую рыбину, когда-то попавшую в сети и изранившуюся донельзя. Мэрион зашел, сцепил длинные пальцы и остановился. Они никогда не должны были оказаться рядом, как не могут соединиться в одном кадре клок колючей проволоки и вырванная из глянца страница, но я скромно сидел на стуле и воочию видел, как худощавый Мэрион чуть наклоняет в приветствии голову, а брат вразвалку отходит к раковине, чтобы смочить лицо. Не понимаю, как он его терпит.

– Никто не хочет позволить мне драться, – произнес гость. – Красивые…

– Красивые парни ни на что не годятся, – завершил Терновник, подходя к двери. – Владельцы считают, что это влияет на инстинкт самосохранения. Никто на тебя не поставит. Если твое тело тебе дорого, ты не можешь делать шоу, это аксиома. – Голос брата звучал устало, но в нем слышалась непонятная мне поддержка. – Мэрион, ты никого не убедишь, что в тебе нет этой слабины, если не попробуешь. А попробовать тебе не дадут. Скажут, что твое место в рекламе шампуня, а не на ринге.

Забежал распорядитель, кинул несколько коротких фраз. Мэрион помрачнел.

Он был высок, спокоен, изящен, совсем не похож на бойца «Гейта», да к тому же еще и аристократишка. «Рваные раны» требовали выдержки и презрения к своему телу, тут не действовали правила, а побеждали психопаты. Телевизионщики на пушечный выстрел не подпустят большеглазого красавчика к рингу, им нужен ужас, страх, ненависть к себе, а кого может напугать Мэрион? Там, за занавесями, потрошили противников и резали себя, плюясь презрением в толпу. Не очень изысканно, может, но выжившие участники «Рваных ран» становились героями трущоб, настоящими мужиками. Верю, что Мэрион умел владеть ножами, но толку от этого все равно никакого. Если бы не брат, я бы фыркнул.

– Если ты вызовешь меня, они не будут противиться.

Даже голос у Мэриона мягкий, как у гомосека. Бархат, а не голос, в него бы теток заворачивать. Я не мог понять, почему он день за днем приходит сюда, получая только отказы и плевки, вместо того чтобы наслаждаться роскошью.

Терновник замер, встретился глазами с просящим, тот буквально впился взглядом, в котором проносилось все что угодно, от мольбы до страсти. Страсти даже не такой, какую можно увидеть у женщин, кружащих вокруг брата, а привязывающей, подразумевающей что-то большее, чем я мог себе представить.

– Они согласятся, – просто ответил Терновник, повернув ножи.

Слова прозвучали буднично, просто, упали на пол и исчезли. Иконописная красота Мэриона была настолько не нужна здесь, что хотелось сплюнуть.

– Мне все равно, что случится, – качнул головой аристократ. – Я обещал.

Никогда не видел, чтобы брат колебался, но в этот раз он слегка дернулся, захлопнул дверь перед носом у распорядителя, который начал волноваться, скользнул взглядом по мне, поморщился, отчего его лицо стало похоже на раздавленный полиэтиленовый пакет.

– Терновник! Терновник! ТЕРНОВНИК!!! – орала толпа.

– Слушай, я… – Крики раздражали брата, он ударил кулаком об дверь, и теперь уже Мэрион сохранял спокойствие, ожидая ответа. – Я не хочу этого делать…

– Спасибо.

Аристократ положил бледную ладонь на изрезанное плечо некрасивого мужчины, а потом вышел в заполненный воплями проем.

Никто не узнал бы в раскромсанной туше тело недавнего красавца. Его пронесли мимо, как груду бесполезного мяса, но я помнил, как Мэрион улыбался, когда блеснул ножами навстречу недоверчивому и жаждущему его крови реву.

Вот псих… Меня мутило, но больше разбирала досада на его упрямство, которое выбило брата из колеи. Терновник сидел, сжав широкие скулы ладонями, и смотрел в одну точку; когда я устроился рядом, он даже не заметил. На руках и спине было полно новых ран, но на них он тоже не обращал внимания, кровь постепенно засыхала ломкой коркой. Я даже никакой шутки или поддерживающего слова не мог придумать, все казалось неправильным, а в бесстыжем упорстве Мэриона теперь виделось что-то величественное. Тишина нависала над нами и невыносимо кололась виной за что-то, что я не понимал.

– Недоволен?

Брат усмехнулся так жутко, что у меня по телу пробежали мурашки, и ударил по рукам, в которых я сжимал потную пачку денег. Банкноты, выдаваемые за победу, разлетелись по пустому двору.

– Да какого черта ты согласился, если он тебе нужен, если ты его любишь? Почему же ты согласился?! – неожиданно даже для себя взвился я, по-детски ревнуя и чувствуя ужас, который приходит, когда ничего уже не изменить. – Ты же сам говорил, что он твой друг! Ты же…

И тут я заплакал, топча банкноты и проклиная и эту игру, и ринг, и брата, и всех, кто был причастен к гибели этого чертова упрямого идиота.

– Пойдем.

Терновник тронул меня за плечо, и мы медленно отправились домой. Пакеты все так же ползали уродливыми лепешками.

Декабрь 2004 года

КРАСОТА