Демон пустоты

Я подняла взгляд от стакана с джином.

Кто-то бормочет, дергает меня за руку, но ничего этого больше не существует. Изящная освещенная фигура у микрофона составляет весь мой мир, и остальное в него просто не вмещается. Красота Гьоля смывает все, она неповторима – солнечная, словно отблески света в ручье. Она делает счастливыми всех вокруг.

Мы все мечтаем, но мечты никогда не воплощаются в полной мере. Получая желаемое, мы остаемся слегка разочарованными, во всем находятся изъяны. Но безупречного Гьоля прозвали так не зря. Он одет в белое, словно невинный принц, – играет на контрастах, как любой актер. В ухе каплей крови сияет алый камень. Темные волосы обрамляют лицо, пряди взлетают, когда он откидывает голову назад, и их падение завораживает. Пальцы неспешно пробегают по стойке микрофона, заставляя женщин закусывать губу, с кисти свисает горсть цепочек-браслетов. В зале становится так тихо, что я могу расслышать их еле слышный звон. Безупречно худой и недосягаемый, Гьоль начинает петь.

Улыбка – как весна, которая никогда не приходила в этот город. Я боюсь ослепнуть от ее сияния. Гьоль поет мягко, словно осторожно ступает рядом со спящей возлюбленной. Голос омывает чистой водой, обнимает и заставляет забывать все плохое, что ты когда-либо делал. Зал, полный грешников и убийц, лежал перед безупречным Гьолем, но пока звучит песня, на всех лицах одна лишь безмятежность. Наверняка это иллюзия, но я в нее верю.

И вдруг в гармонию врывается какой-то грохот, все разрушается, разваливается. Нерадивые музыканты, которых нанял Чхве, сбились и перестали играть. Магия исчезла.

– Тебя переоценили, Гьоль! – кричит женщина из первого ряда и смеется.

– За что я заплатила столько денег?

На краткий миг возникает чувство, что это провал. Клуб Чхве шумит, не прощая чужака. Их крики тем громче, чем сильнее разочарование. Я снова тянусь к стакану с джином, но Гьоль кидает на публику высокомерный взгляд, наклоняется к микрофону – и продолжает петь. Голос так чист, что кажется мне бликом света. Темные глаза оглядывают зал, ни искры страха или неуверенности. Ему не нужны музыканты или декорации – голос льется, улетает в небо.

– Сукин ты сын! – Я осушаю стакан.

Наемники смотрят с удивлением – надо же, Немая Фэн заговорила. Я понимаю, что на моих губах играет странная усмешка. Впервые я позволяю себе поверить, что кто-то может победить Чхве, и это глупо. Это бесполезные надежды. Это – проигрыш, но я хочу сделать ставку.

Концерт приносит боссу приличный навар. Чхве поражен тем, как много женщины готовы платить за возможность видеть Гьоля. Уже скоро богатые дамы станут соревноваться на аукционе, чтобы купить частицу певца, но до этого у меня есть еще немного времени. Взяв электрогитару, Гьоль выгибается, заставляя инструмент кричать. Похоже, ему все равно, где выступать, – в маленьком баре или в клубе Чхве. Влажная кожа мужчины блестит от легкой испарины, пальцы носятся по грифу.

Когда я возвращаюсь домой, мне впервые становится интересно, как я выгляжу. Я пристально рассматриваю себя в зеркале, но по сравнению с сиянием Гьоля я выгляжу словно пешка. Из нас двоих он лучшая женщина. Мне хочется открыть окно, чтобы слышать шум города. Там льет дождь, и я свешиваюсь вниз, позволяя воде намочить волосы и стекать медленными холодными струями.

– Пошли в «Киото», Фэн. Сегодня я заплачу, – расщедрился Инь Су.

Он всегда так делает, когда задание Чхве – особенно неприятное, будто хочет выпивкой смыть кровь. Я протираю меч, тряпка становится алой. Иногда должники слишком упорствуют, им нужно дать понять, что это неправильный путь. Заплатят они все равно, вопрос только в том, сколько до этого боли испытают те, кого они знают. Так что порой приходится демонстрировать, что никто из «мечей Чхве» не будет шутить. Сегодня сделать это пришлось мне.

Я не хочу идти в клуб, но нет причин нарушать привычный порядок вещей. Когда мы заходим внутрь, я вижу Гьоля. Трудно избегать солнца.

Мужчины боятся роскоши цветов, блеска камней, легкости мехов и перьев, они опасаются, что это вымоет их силу. Красивый мужчина должен быть жесток, но безупречному Гьолю нет дела до этих правил. Тонкая сорочка с серебряной нитью облегает его, как вторая кожа. Низкий вырез, такой непривычный у мужчин, обнажает идеально ровную грудь и впадины ключиц. Ключицы зовут касаться их губами, блуждать, словно в иноземных холмах, теряться, словно в дюнах пустыни. Гьоль мог бы казаться беззащитным, но вместо этого именно я со своим плохо вытертым мечом чувствую себя совершенно безоружной.

Певец плавно поворачивается к микрофону, губы шепчут, заставляя мурашки покрывать спину. Никакая роскошь не делает его смешным, любые драгоценности подходят принцу «Киото».

– Иди ко мне, – поет он, и женщины в зале взвывают от восторга.