Демон спускается с гор

За солнцем иду, за ветром иду, традиции чту, с богами живу.
Вот сердце мое, вот сила моя, я помню: текла тут иная вода.
Все земли пройду, но вора найду,
Не здесь, не сейчас, в свой срок пропаду.

Шариф менял местами слова. Айсэт волновалась, начитывала громче, чтобы перекрыть неправильный заговор. Ждала. Вот-вот поднимутся из воды голоса и вкрадчиво произнесут: «Утонешь». – «Я уже тонула много раз, – опередила их Айсэт, – не сосчитаешь, а вам все еще не досталась».

– Смотри, – шепнул Шариф. – По мне, так лучше ненависть, что была в том мертвом озере. Твой справа.

– Что мой? – не поняла Айсэт и повернулась.

Озеро не собиралось довольствоваться бесплотными шепотками. Выводило на поверхность образы и выставляло их, густые, плотные.

– Мы же не вернулись? – сдавленно проговорила Айсэт. – Почему я снова их вижу?

Пустые дома своей деревни. Тела, завернутые в саваны, на краю вырытых могил. И мечущуюся девушку в замызганном землей платье – себя, рвущую волосы и ворот рубашки.

– Мы вырвались из четвертого озера, шли вперед. Почему опять?

Саваны не закрывали лиц. Айсэт, которую показывало озеро, опустилась на колени у одного из погибших и позволила двойнику, замершему в лодке, смотреть своими глазами.

– Гумзаг, – произнесла одна Айсэт, – мертвая трава не помогла. А я не сумела привести к вам источники. Ты был прав.

Губы второй повторили ее речь слово в слово. И выдавили жалкий стон:

– Если не желание свободы, тогда что это?

– Мы желаем и страшимся одного и того же.

Айсэт не сразу поняла, что ей ответил Шариф, а не мертвый учитель.

– Это мой страх?

– И мой.

– Конечно, ты боишься, что отец умрет. И вина за это ляжет на тебя так же, как и на меня. Мы оставили их.

– Я боюсь другого, Айсэт. И не хочу, чтобы ты смотрела на мой страх.

Айсэт повернулась влево.

Страх и желание Шарифа сплелись в уже знакомую фигуру в свадебном наряде.

– Гуашэ? – Айсэт произнесла имя, с которым обратился к ней Шариф, без обжигающей ревности.

– Что? – изумился Шариф, и фигура чуть дрогнула, отступила от лодки.

– Прости за все, что я наговорила там, – за последнее время Айсэт извинялась больше, чем за всю прожитую жизнь. И никогда не просила прощения настолько искренне. – То говорила вовсе не я. Но и ты сказал, – она замялась, – о Гуашэ. Ты говорил с ней, не со мной. Ответь мне, если захочешь: ты оставил ее там, куда тебя отдали на воспитание? Ты любил ее, но последовал долгу и явился к Дахэ, как того требовало обещание? Гуашэ – имя твоей любимой?

Шариф усмехнулся, протянул руку к дрожащей фигуре. Если и вправду озеро показывало их страхи, то Шариф совсем не боялся видения, что явилось к нему. Айсэт упорно отводила взгляд от себя, склоняющейся над следующим телом. Потому что лицо, окаймленное покрывалом распущенных волос, заставило бы ее выскочить из лодки и бежать по неверной воде, утопая в горе и отчаянии. Она цеплялась за страх Шарифа, перед которым он не выказывал ничего, кроме грусти, сквозившей в каждом его жесте, вздохе и слове:

– Я никогда не любил Гуашэ. Ее невозможно любить, хотя сама она живет ради любви. Нет, это не она. Когда-то я любил ее сестру, но она умерла.

– Мне жаль, – прошептала Айсэт.

– Мне тоже. И тебе не за что просить прощения. То, что творится с нами, не в нашей воле. Мы покоряемся озерам, мы полностью в их власти.

– И ты решил вернуться домой? – задала Айсэт следующий вопрос. Шариф кивнул ее сомнениям, позволил спрашивать. – А потом решил во что бы то ни стало спасти Дахэ? Озеро показывает тебе погибшую любовь… Почему же у нее нет лица? Посмотри, у них у всех лица, – Айсэт показала на тела, завернутые в саваны. – Я вижу их и готова прыгнуть в воду, чтобы разделить их участь. И в то же время боюсь. – Айсэт держалась за борт обеими руками, признаваясь Шарифу. – Мы не можем бояться того, чего не знаем, как бы нас ни уверяли в обратном. Нужна встреча, чтобы родилось чувство. И я боюсь, потому что знаю лицо своего страха. Как всегда знала и свою тайную, самую страстную мечту. Они все умрут, а я останусь одна. Меня не примет земля, не уложит с ними рядом, потому что я не одна из них. Выходит, ты боишься глянуть в лицо погибшей возлюбленной?

– Вовсе нет.

– Тогда я не понимаю тебя.

Айсэт, созданная озером, погладила мать по щеке. Дзыхан успокоилась, морщины на лбу разгладились, черты смягчились. Она лежала у мужа под боком и больше не волновалась ни за него, ни за дочь.

– Мы свыкаемся со своим страхом, договариваемся с ним и даже находим в нем опору, – то ли спрашивал, то ли утверждал Шариф. – Меня учили, что с мужеством не рождаются, его воспитывают в себе, порой всю жизнь, порой за краткий срок. Этому озеру нечем удивить нас. Ты не боишься, ты принимаешь его суть.