Демон спускается с гор

– Если его не будет дома, значит, пошел к горам, за травами или к пастухам. Вернется к часу свадеб.

– Двойная удача, – Шариф отступил и потянулся, словно вспомнил о долгой скачке и решил размять плечи, – видно, боги благодушны, послали мне верную дорогу и нужный час.

Айсэт не удержалась и снова посмотрела на него. У левого глаза под густыми ресницами пряталась крохотная родинка, вторая – сидела на скуле, а их третья сестра венчала острый изгиб брови. Их соединял тонкий шрам. Когда Шариф моргал, было видно, что шрам идет по веку. Он тоже был отмечен, хотя и не так явно; боги не прижали огненную ладонь к его лицу, а провели почти незаметную полосу и удовлетворились этим.

– Я вернулся и к отцу, и к невесте. Успел, – Шариф закончил фразу.

Айсэт вздрогнула. Ей почудилось, что шрам увеличился и прочертил лицо Шарифа до шеи, заполз под ворот бешмета ожившей серебристой нитью.

«Кто твоя невеста?» – вопрос загорелся и погас внутри Айсэт. Чрезмерное любопытство не красило девушек. А Шариф, будь он хоть трижды сыном Гумзага, оставался незнакомцем. Гумзаг в вечер, когда они засиживались у костра, распевая по очереди бесконечные заговоры и молитвы, погружался в дым воспоминаний и рассказывал о том, как они с женой отдали сына – позднего, долгожданного ребенка – на воспитание в большое селение по ту сторону гор. Гумзаг вел мальчика по перевалу, за короткие четыре дня пытаясь вложить в его голову все знания, что мог. А мальчик прыгал по камням, выкрикивал считалочки, нырял в говорливые котловины водопадов, пел песни, передразнивал голоса птиц и все время спрашивал, когда они вернутся к матери. Гумзаг просил семьи трех старейшин взять его на воспитание, и один из них все же согласился принять ребенка из Гнилых земель. Растить его как должно, в строгости и повиновении, чтобы сын жреца мог возвратиться в родной дом настоящим мужчиной. «Большим человеком», – вспомнила Айсэт. «Он не хотел трав и заговоров, а я мог дать ему лишь морок настоев и вязь древних преданий, – рассказывал Гумзаг. – Он просил у меня кинжал и битвы. Потому я сказал: если он вырастет и пожелает остаться, найти свой путь среди воинов, отправиться в неведомые земли, в которые шли все, желающие славы и боя, пусть остается, пусть идет, пусть живет». И Шариф, Гумзаг произносил имя сына нежнее других слов, остался. Короткие четыре дня превратились в долгие пятнадцать лет и все длились. Новый отец Шарифа отправил его в далекие чужие земли, рассудив, что мальчик достоин лучшей доли. Гумзаг говорил об этом известии с блеском в глазах. Он прятал за горделивым тоном слезы: боги отмерили своему жрецу еще большее одиночество. Через пять лет после ухода Шарифа умерла его мать. Гумзаг не выпевал жены, не разводил костров, не плел оберегов, принял ее смерть с несвойственным смирением, потому что смерть любимой женщины завернулась в тоску. А тоска высасывает человека, не оставляя ему желания жить. Жена Гумзага без конца повторяла, что мальчик ее никогда не вернется.

Но он вернулся.

Стоял возле Айсэт и говорил о невесте.

– Ты покажешь мне дорогу? – спросил Шариф. – С ученицей отца я точно не собьюсь с пути.

– Нет.

Она не смогла бы объяснить, почему отказывалась.

– Если я как-то обидел тебя, девушка, прости меня и отпусти со спокойным сердцем.

Шариф так и не отвел глаз, и, сколько бы Айсэт ни опускала голову, их взгляды скрещивались. Акоз жевал траву, лес жил, шуршал и пел. От Шарифа пахло ветром и дымом костров, которые он разводил во время отдыха от скачки.

– Мне нужно набрать воды, – проговорила она и отвернулась.

Шариф успел поймать край ее длинного рукава.

– Разве к ручью ведет не этот путь? – он указывал в ту сторону, куда направила его Айсэт. – По твоим же словам.

– Я иду к водопаду. – Айсэт дернула локтем, освобождая рукав из цепких пальцев.

– У болот? – уточнил Шариф. Акоз издал громкий звук, похожий на всхрап.

– Я не нравлюсь твоему коню, – заметила Айсэт.

– Думаю, он все еще считает тебя алмастой. Тем более что тебе надо к водопаду у болот. – Губы Шарифа растягивались улыбкой еще быстрее, чем зубы Айсэт выбивали «нет». – Держаться правой стороны?

– До большого дуба, от него выйдешь к ручью и там вверх по течению.

– Что ж, спасибо тебе, девушка. Позволь не прощаться с тобой. Сдается мне, мы увидимся еще не раз. Да и Ночь Свадеб сегодня, – он произнес последнюю фразу интонациями Айсэт, в ухмылку вмешалась грусть и будто бы легкая обида – чувства, которые она не успела скрыть от чужака, выпрыгнувшего на нее из леса.

Шариф легко вскочил в седло. Он двигался плавно и бесшумно. Подол цыя взлетел и успокоился, как крыло большой черной птицы. Шариф поправил пояс, кинжал, надвинул шапку на глаза, натянул поводья и еще раз немного привстал на стременах – кланялся Айсэт.

– Я передам отцу твое почтение, девушка. Подробно расспрошу, как же решился он взять такую ученицу. И вызнаю, если ты не против, твое имя.