– Нет, – крикнула Айсэт в кувшин. – Слышишь меня? Несчастный не живет. И никакая свобода не заменит любимого человека. Я вернусь к ручью, я что-нибудь придумаю.
«Они все еще там, Дахэ просто так не отпустит своих подпевал», – заныла ее душа.
Она могла вернуться домой, выждать время и снова пойти за водой. Или отправиться к водопаду и возвратиться к вечеру, избежав встречи с соседями, которые готовились к ночному обряду. Она успеет еще протереть родителей свежим травяным отваром, помыть густые волосы матери, но не сможет проверить корову, и коз, и улья, поговорить с деревьями в саду, как это делал отец. Приготовить ужин. «Последний», – пронеслось у нее в голове, и она тут же зажала рот руками, как будто мысль вырвалась на волю, прошелестела в листве. Лес откликнулся, ожил, зашуршал. Вернулось пение птиц, шорох в траве, едва слышимое, но постоянное жужжание насекомых, гул и треск. Громкий и быстрый, звук нарастал. «Значит, опять увязался за мной, женишок», – с раздражением подумала Айсэт и повернулась в сторону треска всем телом.
– Ты наелся пьяного меда[16]
, Кочас? – закричала Айсэт. – Пойди делом займись, чем за мной следить.Треск не смолк. Обычно Кочас останавливался и прятался среди кустарников, когда Айсэт обнаруживала его. Она проходила одно, другое, третье дерево, приближалась к нему – и он не выдерживал, выскакивал перед ней и гулил, как младенец.
«Поймала, Айсэт меня поймала», – повторял он без конца.
«Мне стоит быть к нему добрее, – укорила себя Айсэт. – Он да Гумзаг – вот все мои друзья».
Кочас следил за ней, показывался, чуть она того требовала, не причинял никакого вреда. Но от такого друга у нее болела голова. Да и Кочас порой пытался поймать ее за плечи и хорошенько потрясти, расплевывая кругом сопли и слюни. Кочасу не нужен был мед горных рододендронов, от которого сходили с ума и пчелы, и люди, он родился с ним в крови. Гогот его уподоблялся крику испуганных птиц, дыхание – шуму ветра, ногти – деревянным крючкам, которыми мать перехватывала крышки котелков.
– Шел бы ты домой, к вечеру готовился. А то все придут разодетые, а ты в грязном, поношенном, – Айсэт вовсе не собиралась обижать Кочаса, но и глядеть в его глаза навыкате не хотела.
«Н-еста», – тыкал он в нее заскорузлым пальцем в последнюю встречу.
Айсэт перехватила кувшин, взяла за ручку. Треск усиливался. Ритмичная свободная энергия заполнила лес, он пропускал кого-то, Айсэт охватила странная радость – нового.
– Это не Кочас, – сказала себе Айсэт. – Горный дух! – возликовала она. – Получилось!
Сейчас он явится к ней – демон, волк, медведь, орел, ветер, – не важно кто. Выскочит, покорный словам призыва, и отдаст ей воду.
«Дура, – ликование оборвалось резким окликом, поднявшимся из живота. Страх или осознание обрели интонации Дахэ и вернули Айсэт с небес на землю. – Медведь или волк. Или кабан. Кто еще может пробираться к тебе сквозь лес? Конечно же дух. Он долгие годы ждал момента, когда сможет откликнуться на первый же зов глупой девчонки. Чего ты хотела добиться? Жрецы Гнилых земель призывали духа и смогли убедить его брать одну жизнь вместо многих. А ты решила потребовать всё и сразу. Пой хоть вечность. Тебе нечего предложить хозяину вод, поэтому пусть это будет медведь или кабан».
Треск, отрывистый рык, больше напоминающий всхрапывание, и пыхтение приблизились. Айсэт зажмурилась. Что-то разр
– Тише, Акоз! Стой.
Всадник, почти тень на спине вороного коня, натянул повод. Взмахнул рукой, сжимающей плеть, послышался еще один хлопок, не такой громкий, как удар хвоста, но звонкий и требовательный. Конь навострил уши и прыгнул в сторону от Айсэт. Всадник прижался ближе к шее коня, провел рукой с плетью по его вздымающейся груди, натянул повод сильнее и что-то шепнул жеребцу. Тот зафыркал, перебрал сильными ногами и встал как вкопанный. Всадник выпрямился, приподнялся в седле – он приветствовал Айсэт, как всякий воспитанный мужчина должен был приветствовать женщину. Пусть даже ту, что выскочила из глубины леса и таращилась на него, прижимая к мокрому платью кувшин.
Конь переминался с ноги на ногу, совсем как Айсэт недавно. Хотел чувствовать ветер и разговор листьев во время скачки, но хозяин удерживал его на месте, чтобы дать незнакомке рассмотреть их обоих получше. Айсэт вспомнила о приличиях и опустила голову. Она успела разглядеть достаточно.